Антон Чехов - А П Чехов в воспоминаниях современников

Увы, сила чеховского духа, его мысли, возраставшая мощь его как художника находились в трагическом контрасте с неумолимо развивавшейся болезнью. Во многих воспоминаниях о встречах с писателем в эти годы вольно или невольно запечатлелись доныне ранящие сердце подробности его физического угасания - все возраставшие слабость и худоба, руки, лежавшие на обострившихся коленях, тяжелые приступы кашля и кровохарканья, после которых он, по собственному выражению, превращался в "стрекозиные мощи".

Величайшая выдержка и тут не изменяла Чехову, и лишь в некоторых, запомнившихся мемуаристам разговорах, во "вспыхивавших", по свидетельству Станиславского, "фразах большого томления и грусти", слышится тайный отголосок той горькой мысли, которой он напрямик и всерьез, кажется, лишь однажды поделился в мимолетном ночном дорожном разговоре с M.M.Ковалевским: "Как врач, я знаю, что моя жизнь будет коротка".

Быть может, и сюжет "водевиля", рассказанный им еще в Мелихове Т.Л.Щепкиной-Куперник ("пережидают двое дождь в пустой риге, шутят, смеются, сушат зонты, в любви объясняются - потом дождь проходит, солнце - и вдруг он умирает от разрыва сердца!"), порожден грустным раздумьем писателя о краткости отпущенных ему сроков.

Начало века с общими и, в частности, самого Чехова надеждами не могло не обострить этого ощущения: "...дождь проходит, солнце - и вдруг он умирает!"

В памяти современников не доживший до "солнца" писатель остался его предвестником, обладателем "необыкновенно правильной души", вносившим в мир ноты высочайшей человечности и решительного неприятия всякой несправедливости.

Вероятно, Чехов при его величайшей скромности чувствовал себя крайне неловко, когда Лев Толстой в его присутствии со слезами на глазах восхищался "Душечкой", говоря:

- Это - как бы кружево, сплетенное целомудренной девушкой; были в старину такие девушки-кружевницы, "вековуши", они всю жизнь свою, все мечты о счастье влагали в узор.

Но трудно найти слова, которые вернее передавали бы ощущение, порождаемое и творчеством писателя, и самой его личностью.

"Хорошо вспомнить о таком человеке, - писал Горький, - тотчас в жизнь твою возвращается бодрость, снова входит в нее ясный смысл".

А.Турков \25\

А.П.ЧЕХОВ

В ВОСПОМИНАНИЯХ

СОВРЕМЕННИКОВ \26\

К.А.КОРОВИН

ИЗ МОИХ ВСТРЕЧ С А.П.ЧЕХОВЫМ

I

Это было, если не ошибаюсь, в 1883 году.

В Москве, на углу Дьяковской и Садовой, была гостиница, называемая "Восточные номера", - почему "восточные" неизвестно... Это были самые захудалые меблированные комнаты. У "парадного" входа, чтобы плотнее закрывалась входная дверь, к ней приспособлены были висевшие на веревке три кирпича...

В нижнем этаже жил Антон Павлович Чехов{1}, а наверху, на втором этаже - И.И.Левитан, бывший в то время еще учеником Училища живописи, ваяния и зодчества.

Была весна. Мы вместе с Левитаном шли из школы, с Мясницкой, - после третьего, последнего, экзамена по живописи, на котором получили серебряные медали: я - за рисунок, Левитан - за живопись...{2}

Когда мы вошли в гостиницу, Левитан сказал мне:

- Зайдем к Антоше (то есть Чехову)...

В номере Антона Павловича было сильно накурено, на столе стоял самовар. Тут же были калачи, колбаса, пиво. Диван был завален листами, тетрадями лекций, - Антон Павлович готовился к выпускным экзаменам в университете{3}, на врача.

Он сидел на краю дивана. На нем была серая куртка, в то время много студентов ходили в таких куртках. Кроме него, в номере были незнакомые нам молодые люди - студенты.

Студенты горячо говорили, спорили, пили чай, пиво и ели колбасу. Антон Павлович сидел и молчал, лишь изредка отвечая на обращаемые к нему вопросы. \27\

Он был красавец. У него было большое открытое лицо с добрыми смеющимися глазами. Беседуя с кем-либо, он иногда пристально вглядывался в говорящего, но тотчас же вслед опускал голову и улыбался какой-то особенной, кроткой улыбкой. Вся его фигура, открытое лицо, широкая грудь внушали особенное к нему доверие, - от него как бы исходили флюиды сердечности и защиты... Несмотря на его молодость, даже юность, в нем уже тогда чувствовался какой-то добрый дед, к которому хотелось прийти и спросить о правде, спросить о горе, и поверить ему что-то самое важное, что есть у каждого глубоко на дне души. Антон Павлович был прост и естественен, он ничего из себя не делал, в нем не было ни тени рисовки или любования самим собою. Прирожденная скромность, особая мера, даже застенчивость - всегда были в Антоне Павловиче.

Был весенний, солнечный день... Левитан и я звали Антона Павловича пойти в Сокольники.

Мы сказали о полученных нами медалях. Один из присутствовавших студентов спросил:

- Что же, на шее будете носить? Как швейцары?

Ему ответил Левитан:

- Нет, их не носят... Это просто так... Дается в знак отличия при окончании школы...

- Как на выставках собаки получают... - прибавил другой студент{4}.

Студенты были другие, чем Антон Павлович. Они были большие спорщики и в какой-то своеобразной оппозиции ко всему.

- Если у вас нет убеждений, - говорил один студент, обращаясь к Чехову, - то вы не можете быть писателем...

- Нельзя же говорить, что у меня нет убеждений, - говорил другой, - я даже не понимаю, как это можно не иметь убеждений.

- У меня нет убеждений, - отвечал Антон Павлович.

- Вы говорите, что вы человек без убеждений... Как же можно написать произведение без идеи? У вас нет идей?..

- Нет ни идей, ни убеждений... - ответил Чехов.

Странно спорили эти студенты. Они были, очевидно, недовольны Антоном Павловичем. Было видно, что он не отвечал какой-то дидактике их направления, их идейному и поучительному толку. Они хотели управлять, поучать, руководить, влиять. Они знали все - все понимали. А Антону Павловичу все это, видимо, было очень скучно.

- Кому нужны ваши рассказы?.. К чему они ведут? \28\ В них нет ни оппозиции, ни идеи... Вы не нужны "Русским ведомостям", например. Да, развлечение и только...

- И только, - ответил Антон Павлович.

- А почему вы, позвольте вас спросить, подписываетесь Чехонте?.. К чему такой китайский псевдоним?..

Чехов засмеялся.

- А потому, - продолжал студент, - что когда вы будете доктором медицины, то вам будет совестно за то, что вы писали без идеи и без протеста...

- Вы правы... - отвечал Чехов, продолжая смеяться.

И прибавил:

- Поедемте-ка в Сокольники... Прекрасный день... Там уже цветут фиалки... Воздух, весна.

И мы отправились в Сокольники.

От Красных ворот мы сели на конку и проехали мимо вокзалов, мимо Красного пруда и деревянных домов с зелеными и красными железными крышами. Мы ехали по окраине Москвы...

Дорогой Левитан продолжал прерванный разговор.

- Как вы думаете?.. - говорил он. - Вот у меня тоже так-таки нет никаких идей... Можно мне быть художником или нет?