Николай Гоголь - Полное собрание сочинений и писем в семнадцати томах. Том III. Повести. Том IV. Комедии

Лука Лукич (в сторону) . А у меня, подлец, выпонтировал [370] вчера сто рублей.

Городничий.Лучше ж я употреблю это время на пользу государственную.

Хлестаков.Ну, нет, вы напрасно, однако же… Все зависит от той стороны, с которой кто смотрит на вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… [371] ну, тогда конечно… Нет, не говорите, иногда очень заманчиво поиграть.

⠀⠀ ⠀⠀

Те же, Анна Андреевна и Марья Антоновна.

⠀⠀ ⠀⠀

Городничий.Осмелюсь представить семейство мое: жена и дочь.

Хлестаков (раскланиваясь). Как я счастлив, сударыня, что имею в своем роде удовольствие вас видеть.

Анна Андреевна.Нам еще более приятно видеть такую особу.

Хлестаков (рисуясь). Помилуйте, сударыня, совершенно напротив: мне еще приятнее.

Анна Андреевна.Как можно-с! Вы это так изволите говорить, для комплимента. Прошу покорно садиться.

Хлестаков.Возле вас стоять уже есть счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас.

Анна Андреевна.Помилуйте, я никак не смею принять на свой счет… Я думаю, вам после столицы вояжировка [372] показалась очень неприятною.

Хлестаков.Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить comprenez vous [373] , в свете, и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества… Если б, признаюсь, не такой случай, который меня… (посматривает на Анну Андреевну и рисуется перед ней) так вознаградил за всё…

Анна Андреевна.В самом деле, как вам должно быть неприятно.

Хлестаков.Впрочем, сударыня, в эту минуту мне очень приятно.

Анна Андреевна.Как можно-с! Вы делаете много чести. Я этого не заслуживаю.

Хлестаков.Отчего же не заслуживаете? Вы, сударыня, заслуживаете.

Анна Андреевна.Я живу в деревне…

Хлестаков.Да деревня, впрочем, тоже имеет свои пригорки, ручейки… Ну, конечно, кто же сравнит с Петербургом! Эх, Петербург! что за жизнь, право! Вы, может быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге. Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел писать. Хотели было даже меня коллежским асессором сделать, да, думаю, зачем. И сторож летит еще на лестнице за мною со щеткою: «Позвольте, Иван Александрович, я вам, говорит, сапоги почищу». (Городничему.) Что вы, господа, стоите? Пожалуйста, садитесь!

Городничий.Чин такой, что еще можно постоять.

Артемий Филиппович.Мы постоим.

Лука Лукич.Не извольте беспокоиться!

Хлестаков.Без чинов, прошу садиться.

⠀⠀ ⠀⠀ Городничий и все садятся.

Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».

Анна Андреевна.Скажите как!

Хлестаков.С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.

Анна Андреевна.Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?

Хлестаков.Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро» [374] , «Роберт-Дьявол», «Норма» [375] . Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса [376] , «Фрегат “Надежды”» [377] и «Московский Телеграф» [378] … все это я написал.

Анна Андреевна.Скажите, так это вы были Брамбеус?

Хлестаков.Как же, я им всем поправляю статьи. Мне Смирдин [379] дает за это сорок тысяч.

Анна Андреевна.Так, верно, и «Юрий Милославский» [380] ваше сочинение?

Хлестаков.Да, это мое сочинение.

Анна Андреевна.Я сейчас догадалась.

Марья Антоновна.Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.

Анна Андреевна.Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.

Xлестаков.Ах да, это правда: это точно Загоскина; а есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.

Анна Андреевна.Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!

Хлестаков.Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.) Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.

Анна Андреевна.Я думаю, с каким там вкусом и великолепием даются балы!

Хлестаков.Просто не говорите. На столе, например, арбуз — в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа [381] ; откроют крышку — пар, которому подобного нельзя отыскать в природе. Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься играя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж — скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель…» Что ж я вру — я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стоит… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышное ж… ж… ж… Иной раз и министр…

Городничий и прочие с робостью встают с своих стульев.

Мне даже на пакетах пишут: «ваше превосходительство». Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал, — куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. Кажется и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми! После видят, нечего делать, — ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! Каково положение? — я спрашиваю. «Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!» Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате: хотел отказаться, но думаю: дойдет до Государя, ну да и послужной список тоже… «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни!.. Уж у меня ухо востро! уж я…» И точно: бывало, как прохожу через департамент, — просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как лист.