Иван Аксенов - Том 2. Теория, критика, поэзия, проза

Джонсоне 19 , отрывки из двух пьес которого («Падение Сеяна» и «Лиса») переведены. Остальное – молчание. Еще о четвертом цикле известно, хотя бы из любопытства к источнику пушкинского «Пира» 20 , но о третьем, наиболее богатом и интересном: нет ничего, кроме двух цитат Бальмонта в третьем выпуске «Северных цветов» 21 и пересказа своими словами Вебстерова «Дьявола», мимоходом сделанного П. Муратовым в «Образах Италии» 22 , настоящая книга является началом попытки изменить положение, которое кажется мне недостойным ни моей страны, ни моего времени. Три драмы, представленные здесь суждению читателя, написаны драматургами, чья деятельность протекала в пределах третьего цикла Елизаветинского периода.

Драма Форда 23 напечатана в 1633 году и тогда же представленная в Дрёри-Лене (театр Феникс), написана, по некоторым данным, раньше. Драма Вебстера поставлена на сцене Глобуса в 1612 году, напечатана тогда же, а трагедия Тернера 24 в 1611 году напечатана, о постановках ее знаем, что они состоялась «многократно во многих местах». Источником для задания интриги Вебстеровой драмы послужила та же флорентийская хроника, которая вдохновила и соответственную новеллу Стендаля 25 , – Тернер, по-видимому, сам измышлял интригу своих трагедий (до нас дошли только две). Есть, по-видимому, возможность установить фабулистический источник пьесы Форда, но для этого необходима биографическая экскурсия, а ее мы начнем с Вебстера и Тернера для упрощения дела. Потому что о жизни этих личностей мы не имеем ровно никаких сведений, мы не знаем, ни когда они умерли, ни когда они родились и единственными (но зато бесспорными) доказательствами того, что имена Джона Вебстера и Кареля Тернера не псевдонимы, являются их расписки: Вебстер расписывался в долговой книге одного из лондонских ломбардов четыре раза (один раз, как поручитель), а Тернер был, видимо, счастливее – он получил от Лорда-Камергера, подъемные деньги на командировку в Брюссель 23 декабря 1613 года в размере десяти фунтов. Вряд ли поручение его было из важных, а должность – высокой. Зато дед Форда занимал достаточно почетную должность – это был Лорд Верховный судья Пелхэм. О жизни Форда мы знаем сравнительно много и хотя день рождения, равно как и день смерти (по обыкновению) не известны, но крещен он был в Ильсингтоне (Девоншир) 17‑го апреля 1586 года. По-видимому, по настоянию деда юноша Форд отправился изучать право в Лондон, было это в 1602 году. В Лондоне же прошла и вся жизнь Форда – профессия его была, в терминах нашего времени – юрисконсульство, свободное от дел время заполнялось литературной работой и беседой. Перед началом гражданской войны Форд вернулся в Ильсингтон, где и умер (дальнейшее – предание, приводимое Лэмбом 26 ) окруженный заботами жены, детей и друзей, спокойно, как и прожил всю свою жизнь. В спокойствии последних лет жизни поэта можно усомниться, так как Ильсингтон и окрестность были настойчивыми прихожанами святого Георгия, а почитатели Михаила Архангела с такими не церемонились 27 .

Этим объясняется большое число американизмов в речах фордовских героев – ильсингтонцы, выселившись в Америку, сохранили в целости говор, утраченный теперешними насельниками Северо-Западного Девоншира. Возможно, что теперешний автомобильный фабрикант сродни автору «Разбитого сердца». Когда Джон Форд приехал в Лондон – злобой дня было начавшееся во Франции движение, известное под именем восстания Герцога Оверньского. Знаменитый маршал Бирон 28 только что уехал из Лондона, куда приезжал к Королеве за помощью и советом. Помощи он не получил, а совету, как известно очень картинному (голова Эссекса 29 и «сподвижников»), не последовал, поэтому наиболее интересным пунктом земного шара для лондонцев в 1603 году была Гревская площадь и за происходящим на ней следили с большим вниманием. Но раньше, чем сбылось пророчество венчанной девственницы – на Парижский эшафот взошли – Юлиан де Раваллэ и Маргарита ле Фоконье, брат и сестра, осужденные за кровосмешение. История их наделала в свое время много шуму на родине и естественно предположить, что в числе жадно принимаемых французских известий в Лондоне, не без интереса выслушали плачевную повесть, вскоре пересказанную Россэ 30 (1615 г.) и настолько глубоко запавшую в сознание земляков, что через двести с лишним лет другой нормандец, не зная о своем предшественнике, пересказал повествование о кровосмесительной любви сестры и брата и их горестно трагической кончине 31 .

«Трагические истории нашего времени» Франсуа Россэ вышли вторым изданием в Руане в 1626 году – возможно, что эта книжка, попав в руки Форда и напомнив ему одно из первых впечатлений лондонской жизни, побудила к написанию трагедии именно на эту фабулу. В виду недоступности книги Россэ считаю небесполезным позволить читателю лично ознакомиться с новеллой. Внешнее сходство ничтожно, но некоторые частности могут быть сближены.

Настолько мне известно, ни одна из трагедий Вебстера и Тернера переведена на материковые языки не была. Приведенная здесь трагедия Форда имеет французскую адаптацию, сделанную Метерлинком для театра l’Oeuvre. Переведены прозой сцены с непосредственным участием Джованнини, Аннабеллы и Путаны. Ричадетто, Ипполита, Донадо, Берджетто, Поджио, Филота и Гримальди не появляются на сцене. Вольтер не позволил бы себе произвести такую расправу над текстом писателя, который ему нравился: разбив чужую композицию (он тоже находил неприемлемым английский политематизм и считал необходимым перевод распространять и на форму), он принимал меры к восстановлению нарушенного равновесия 32 .

Впрочем выбор Метерлинка не случаен: Форд оказал большое влияние на неанглийских лириков, ведущих свой род от Шелли, и увлечение которыми так характерно для передовых французских символистов. Автор Ченчи 33 в разработке белого стиха примыкал к методам автора «Аннабеллы» 34 и, как неизбежно в таких случаях (стих также повторяет строение поэмы, как особь историю вида) и композиционные вопросы трактовал в том же духе. Вебстер тоже узнал бы своих потомков среди наших учителей. Эдгар По внимательно читал его итальянские пьесы – девиз Браччьяно 35 помещен в герб великого и славного рода Монтрезоров (Бочка амонтильядо) 36 . Убийца Вильям Вильсон слышит слова, сказанные Корнелией братоубийце Фламиньо 37 , а окончание беседы Антонио и Эхо (Герцогиня Мальфи, действ<���ие> V, сц<���ена> 3) – «Never see her more» – естественно сократилось: птицы лаконичнее эхо 38 . Если мы вспомним раз мышления Уайльда о том, как отравлялись в дни Возрождения (Портрет Д. Г. 39 ), то мы увидим, под чьим знаком развивалось это течение символизма. Влияние Тернера проследить труднее – пристрастие к интриге, его характеризующее, сближает его с теми современниками, метафоричность которых перенесена с диалога на действие: таких не мало. Наиболее популярный Конан Дойль, наиболее возвышенный Дж. К. Честертон. Не будем же неблагодарны, забывая об источнике, чьи воды не раз облегчали нам тягости невольного странствия.

Читать дальше