Иван Аксенов - Том 2. Теория, критика, поэзия, проза

Дабы утешение это не казалось голословным и не могло быть отнесено в разряд метафизических, посылаю сомневающихся к стихам Агапова и Сельвинского 13 .

Изучение мастерства этих молодых поэтов затрудняется, впрочем, ограниченным числом напечатанного по их рукописям материала. Сожалением этому горю не помочь. Спрашивать у редакторов бесполезно: тому последуют пункты, почему и цитата: СЕЛЬВИНСКИЙ, Улялаевщина, гл. III, стихи: 109–128 и 145–156.

В этих тридцати двух стихах интересно проследить участь и влияние магистрального слова «ЦАРИЦЫН»: магистрал «УЛЯЛАЕВ» потребовал бы от меня анализа всех 208 стихов отрывка.

До приводимых стихов применяются оба сочетания «Ц», заданные магистралом: магистральные фракции: «ЦР» и «ЦН», они предварительно обгоняют изложение, появляясь в стихах: 34 (заеРНИЦких), 54 (мокРЕЦ) с тем, чтоб провести магистрал на сильнейшем ударении (концевом) стиха 61‑го. После этого имеем стих 82 и стих 84: «сеРдЦе» и «ТуРЦий».

В дальнейшем, как будто, картина знакомая – по Маяковскому (122, 124, 126–128, 145, 148, 152, 154, 156) магистрал на сильных временах и в рифмах. Однако мы находим в первом отрывке очень искусную разработку магистрального зачатка, полученную путем деградации, исполняющую роль подготовительного звучания. Слово «ЦАРИЦЫНА» (112) смягчено в одном из «ц» на «з» и во второй объемлемой гласной с «ы» на «и» (операция облегчется наличием в магистральном слове среднего «и», которое за нейтральностью опускается). После этого, магистральные фракции: «ЦР» (теперь уже «ЗР») и «ЦН» в повторе, схемы АВ-АВ: ВА ВА, при сохранении порядка объемлемых гласных, дают имитационный магистрал в виде слова «РАЗНИЦА» (113). Этот новый имитационный магистрал разрабатывается в стихах 114, 119, 120, сопоставляясь с натуральным в этом стихе, путем сложного фонетического хода.

Приключения его таковы: «раЗНица», в сочетании с первым словом следующего стиха – «днем» – дает на первом сильном времени: «поЗДНей» (заударная и предударная группа), а на втором того же стиха (114) – смысловую антитезу: «РАНее». Любопытно, что здесь мы встречаемся с хорошо знакомым явлением образования смысловой антитезы из одного основания (фрейнд-фейнд, друг-враг).

После краткого, очень выразительного в своем циклическом построении побочного эпизода, связанного с разобранной рифмой 114–116 и посвященного неудаче эсеровской пропаганды (ЧЕСТь – уЧРедиТельное – ЧеРТякам – ЧуРбан – языЧЕСкий) мы имеем (ст. 119) на первом сильном: «ниЗИНам» (предударная группа слова «разница» расщепилась вокруг неизменной ударной). Далее в стихе 120 путем двойной операции смягчения (н‑м) и восстановительного отвердения (з‑ц) из фракции «низ» образуются – «миз» и «инц» сводимые в слово «мизинца», возвращающего нас к магистралу (ЦариЦыНа).

Подготовительный характер подчеркнут обращенным видом фракции (сохранена инверсия АВ-ВА, играющая роль в образовании разобранной выше имитации).

Теперь, непосредственно, следует полное и последнее проведение имитации словом «беЗыМяННого» (НиЗиНаМ), после чего уже допускается двойная реприза магистрала в стянутом (ЦыЦ оН) и натуральном виде (ЦаРиЦын).

Из этого и далеко не полного обзора, видно, насколько поэты, сменившие футуристов, обогатили фонетическую схему своих произведений, и насколько глубже проникает конструктивизм в существо подлежащего оформлению словесного материала.

Поэтическая обстановка данного момента может казаться во многом чрезвычайно благоприятной конструктивизму. Военный разгром материальных ценностей делает невозможным консолидацию симпатий к разрушительным методам футуризма, всяческие попытки материального восстановления и материального строительства, естественно вызывают к жизни тенденцию к рассчитанной прочности словесно-возводимых сооружений.

Отсюда может казаться, что конструктивизм – явление поэзии СССР Должен иметь близких родственников, братьев и союзников в поэзии западного материка и западной оконечности нашего Старого Света.

Многим поверхностным наблюдателям может показаться убедительной та тенденция к упорядочению футуристического «свободного стиха», которую мы наблюдаем в настоящее время в группе Ж. Кокто 1 (Франция), так и среди «левых» группировок С. А. С. Ш., где «Крайний из крайних» – Максвель Боденгейм, все чаще обращается к «упорядоченным», если не прямо «законным» размерам стиха.

Концевое созвучие возвращается, о нем начинают проявлять трогательную заботу, ему дают связывать строчки по самым сложным и заново изобретенным схемам с нечетными числами в основании (троекратные, пяти кратные рифмовки – ассонирования постоянные явления во французской лирике наших дней) внутренняя фонетика стиха начинает делаться областью усерднейшего приложения усилий немецких экспрессионистов, семантика литературного языка разнообразится введением возможно большего количества слов, образующих технически – словесное наполнение среды, в которой авторы умещают повествовательный элемент своей лирической темы. И страх и щеголянье местными или профессиональными особенностями диалекта отошли в прошлое. Все произносимые на данном языке слова имеют право на жизнь в стихе .

Такое неожиданное богатство, естественно, требует инвентаризации и распределения – во Франции выдвигается практика локального словаря, локального синтаксиса .