Михаил Кузмин - Тихий страж. Бабушкина шкатулка

Как уже было сказано, на Тидемановских вечеринках царила полная свобода, так что всякий делал, что ему угодно; это было тем удобнее исполнить, что постоянно кто-нибудь пел. Потому никого не удивляло, что от времени до времени хозяин удалялся в свой кабинет то с той, то с другой группой посетителей, которые он имел благоразумие разнообразить. Некоторые этого даже совсем не замечали, а другие не знали, что подумать, так как от думанья отводил их сам же хозяин, удаляясь иногда в свой кабинет с кем-нибудь вроде Маньки Шпик.

Так как состав посетителей часто менялся, и не было целесообразным запоминать имена и фамилии, то всем было привычно, что некоторых новых гостей почти не представляли, и сами хозяева еле знали их имена.

И на этот раз никто не знал высокой, полной блондинки, вошедшей в сопровождении худощавого, болезненного молодого человека, и некоторые думали, что это новая, начинающая певица, которых здесь всегда было много, а другие просто ничего не думали. Ее кавалер быстро куда-то исчез, а сама она, простояв с полминуты посреди зала и спокойно обозрев присутствующих, вдруг прямо направилась к Ольге Семеновне, сидевшей на диванчике за легким трельяжем.

– Вы мне позволите сесть с вами? Дама улыбнулась, и полусонное лицо ее слегка оживилось. Ольга Семеновна молча кивнула головой, как будто была сильно заинтересована номером, исполнявшимся за роялем. Вместе с тем ей было неприятно, что незнакомка слишком пристально разглядывает ее лицо и платье.

– Откуда Генрихович еще такую дуру достал? – думалось Верейской, а другая, как бы в подтверждение этих дум, тихо произнесла:

– Так вот вы какая!

– Простите, вы что-то сказали?

– Мне очень давно хотелось встретиться с вами. Я почти специально для этого пришла сюда.

– Конечно, мне это очень льстит, но, может быть, вы не откажетесь объяснить мне, почему вы так хотели меня увидеть. Вы, вероятно, – певица и хотели бы спросить у меня первых советов.

– Я просто хотела вас видеть… видеть, ну, посмотреть на вас.

– Странно! Что же во мне особенного, чтобы на меня смотреть?

– Да вот я теперь и сама вижу, что в вас особенного ничего нет.

– Да откуда вы меня знаете? вам говорил, что ли, кто-нибудь про меня?

– Говорил.

– Кто же?

– Один человек, который отлично вас знает.

– Послушайте, милая, вы, кажется, думаете, что приехали в маскарад или танцкласс. Что за манера разговаривать с незнакомыми людьми загадками!

Ольга Семеновна встала, чтобы переменить место, но белокурая дама кротко взяла ее за руку и сказала простительно:

– Вы, кажется, рассердились? Кажется, я не сказала ничего обидного. Положим, меня предупреждали, что вы любите гневаться попусту. Ольге Семеновне самой показалось смешным подымать историю, и, неловко рассмеявшись, она снова опустилась на диван со словами:

– Ах, вам даже делали мою характеристику?! Это интересно! Ну что же, давайте вести маскарадную беседу, если вам этого хочется. Итак, вы не хотите называть мне то лицо, которое дало вам эти сведения? но вы, по крайней мере, знаете, кто я, надеюсь?

– Вы – Ольга Семеновна Верейская.

– В этом вы правы. Вы, конечно, останетесь незнакомой, белокурой дамой. La belle blonde, ou, plutot, la grande blonde. [1] Прекрасная блондинка, или, скорей, высокая блондинка (фр.)

Дама промолчала, очевидно, не понимая французского диалекта.

– У вас красивые глаза, но ведь вы – тоже толстуха, почти такая же, как и я…

– Дальше. Может быть, вам дать левую руку, и вы мне погадаете?

– Что будет, я не знаю, а что есть теперь, мне известно и без вашей руки.

– То, что есть, я и сама знаю, насколько это меня касается.

– Вы думаете? Да того, что вас касается, вы не знаете и половины.

И, помолчав, дама спросила просто:

– А Родиона Павловича Миусова здесь нет?

– Нет, что-то не видно.

– Где же он?

– Но послушайте! почем я знаю? Я не буду отпираться, я с ним хороша, часто его видаю, но я не слежу за ним. У него, кажется, не совсем здорова мать, – может быть, он дома.

В это время подошедший хозяин, мельком взглянув на гостью, обратился к Ольге Семеновне:

– А что ж, Ольгушка, Миусов сегодня не придет?

– Я не знаю, я сама его жду.

– Это досадно. Нам его очень нужно.

– Какое-нибудь дело?

– Ну да, конечно, и очень важное, первостепенно важное.

– Что ж ты меня не предупредил? я бы сделала так, чтоб он пришел.

– Собственно говоря, сегодня он нужен был только для того, чтобы дать принципиальное согласие и условиться, когда встретиться.

– Я тебе обещаю, что он согласится и приедет куда нужно.

– Нужно будет ехать в Териоки.

– Это все равно, хоть в Москву. Только ты, Володя, не забудь о нашем уговоре.

– Нет, нет. Да если б я и вздумал позабыть, то ты мне напомнишь.

– Конечно, напомню.

Не поспел Тидеман отойти от дивана, как незнакомка спросила у Верейской:

– Кто этот господин, вы его знаете?

– Натурально, иначе я с ним не говорила бы: это – хозяин.

– Да, но как его зовут?

– Владимир Генрихович Тидеман. Ведь вы же сами здесь в гостях, как же вы этого не знаете? – У меня очень плохая память, но дело не в том. Меня удивляет, как вы ручались за Миусова, когда знаете, что он не согласится и в Териоки не поедет.

Ольга Семеновна рассмеялась.

– Уж предоставьте мне это лучше знать. И вообще, такой разговор, как наш с вами, хорош на пять минут, не больше.

– Как вам угодно, но Родион Павлович на это дело не пойдет.

– А это мы увидим.

Ольга Семеновна любила только те оперы, где были партии, которые она могла бы исполнять.

Вообще музыку, как и многое другое, она ценила исключительно практически и как-то применительно к самой себе. Потому Родиона Павловича удивило желание Верейской отправиться с ним на «Манон», да еще вдвоем в ложу. Это был такой милый каприз влюбленной, к которым Миусов вовсе не был приучен и который вообще казался несвойственным самой натуре Ольги Семеновны. Он даже прямо сказал ей:

– Тебе чего-нибудь нужно от меня?

– Нет, почему?

– Отчего же ты так добра?

– Какой ты глупый, Родион! глупый и злой! Отчего же мне и не быть доброй? Что же я – злыдня какая-то, по-твоему! Кажется, тебе нет причин жаловаться!

– Я совсем не это хотел сказать.

– Что же ты хотел сказать?

– Ничего. Я просто хотел тебя поблагодарить.

– Довольно странный способ благодарить!

Но, очевидно, Ольга Семеновна была в хорошем расположении духа, потому что она не стала резониться, а просто пошла одеваться. Она была не только в хорошем расположении духа, но вообще в большом ударе. Никогда еще Миусову не казалась она такой красивой и видной, немного холодной, немного слишком напоказ. Не такой, чтобы при виде ее умилиться и нежно молча сидеть, не такой, чтобы захотелось схватить ее в охапку и унести, осыпая поцелуями, а именно такой, чтобы сидеть с ней в ложе вдвоем, а все бы смотрели и завидовали бы.