Иван Тургенев - Полное собрание сочинений и писем в 30 тт. Том 1: Стихотворения, поэмы, статьи и рецензии, прозаические наброски (1834-1849)

В-пятых, весьма слабое развитие чувства гражданственности, законности в наших крестьянах. Русский крестьянин состоит, как и все мы, под покровительством законов, но бессознательно; он не чувствует себя гражданином. Никто более меня не убежден в смышлености и сметливости русского человека, но, с одной стороны, нельзя не пожелать уменьшения именно этой сметливости, которая напоминает — прошу извинить мое сравнение — сметливость и изворотливость лисицы, но не достойна человека, живущего в благоустроенном обществе. Впрочем, тот же самый крестьянин, прибегающий к подобным уловкам под управлением господина, которому он не доверяет, становится самым разумным, понятливым и расторопным человеком под руководительством помещика, радеющего о его благосостоянии. И потому нельзя не радоваться появлению высочайшего указа о воспитании сельского юношества. Человек грамотный, хотя бы он умел только читать и писать, пользуется бесконечными преимуществами в сравнении с безграмотным; ему открыты глаза, он чувствует, что он вступил в общество. Нельзя, однако ж не заметить, что одно знание грамоты не дает того чувства гражданственности, о котором мы говорили выше; есть департаменты в средней Франции, в которых пропорция умеющих читать и писать к неумеющим вовсе не превышает этой пропорции у нас. Но развития этого чувства мы должны ожидать от времени, от постепенного распространения понятий, а главное, от благодетельных распоряжений правительства. Теперь же мы должны заметить, что крестьянин, чувствующий шаткость и ненадежность своего положения, часто с небрежением, почти с нелюбовью обращается с собственным достоянием — часто предается пьянству, и за несколько часов самозабвения, приобретенных им на счет здоровия, проводит остальную жизнь в нужде и бедности.

В-шестых, вообще все устарелые учреждения, завещанные нам прежним патриархальным бытом, теперь уже неуместные и отяготительные: избыток дворовых людей и т. д., также все неминуемые последствия не обеспеченного продовольствия крестьян: конокрадство, порубка леса; и наконец,—

В-седьмых, недостаток общественного духа в дворянах.

Мне кажется, неудобства современного состояния хозяйства в России изложены мною довольно подробно. Я бы мог еще упомянуть изредка проявляющееся отчуждение некоторых дворян от собственных крестьян, которое, к счастию, с каждым днем уменьшается. Другие неудобства, не столь важные, я не почел за нужное упоминать; но зато я должен здесь сказать несколько слов об одном возражении, которое я не могу почитать за истинное. Именно: некоторые желали бы прекратить у нас раздробление имений и ввести, по примеру английского законодательства, майораты в пользу старших сыновей. Кроме того, что все такие заключения по аналогии уже потому неверны, что всякое аналогическое заключение предполагает различие и, следовательно, само себя опровергает, — но вообще аристократия, как она существует в Англии, есть учреждение совершенно чуждое русскому духу. Аристократы английские всё аристократы божьею милостью, так же как и король; они происходят от свободных нормандских рыцарей, сопровождавших Вильгельма Завоевателя на известных условиях; он должен был разделить между своими товарищами землю, покоренную их мечами. Напротив, в России, как уже я заметил, наши удельные князья потому только считались господами и истинными владельцами земли, что они происходили от Рюрикова племени, от которого происходил и сам царь; они не были независимыми баронами, но почтительно-покорными слугами царя, их главы, который был властен над их жизнью и их достоянием. И дворянский класс в России имеет совершенно другое происхождение и назначение, чем английские дворяне. Против истории своего народа, против той необходимой последовательности, которая проникает все проявления народной жизни, невозможно и грешно действовать. Да и, сверх того, русская земля по своей обширности требует, чтобы владельцев было много, чтобы они пристально и трудолюбиво занимались ее обрабатыванием; весь наш сельский быт должен измениться (а сельский наш быт обнимает гораздо большую часть нашего народонаселения; известно, что в Европейской России только десятая часть всех жителей живет в городах), и это превращение должно совершаться медленно, постепенно; и не совершится, если не всё дворянское сословие будет участвовать в этом перевороте. Словом, в этом отношении, я полагаю, всякая централизация едва ли не вредна.

Каким же образом достигнем мы этой цели? Какими средствами? Полное разрешение этого вопроса обрадует, может быть, только следующее поколение… Ограничусь некоторыми замечаниями, которых покорно прошу принять снисходительно.

Разбирая неудобства нашего хозяйства, я с намерением не упомянул крепостного состояния наших хлебопашцев. Их так называемое рабство было предметом многих довольно пустозвонных разглагольствований, показывающих часто совершенное неведение истинных потребностей России. Мы желаем законности и твердости в отношении помещиков к крестьянам; законность исключает прихоть владельца, а потому и то, что называют рабством. Рабство есть нехристианское понятие, и потому в христианском государстве существовать не может и никогда не существовало; но не в том дело. Не говоря уже о том, что, например, ремесленники в Англии едва ли не более наших крестьян заслуживают названия рабов, считаю долгом заметить, что многие несколько поспешно предлагаемые улучшения не только не уничтожают, но даже упрочивают рабство. Еще недавно в Мекленбурге (в стране, где позже всех других германских государств прекратилось крепостное состояние хлебопашцев), в соседстве Нейбранденбурга, было совершено убийство над особой помещика, убийство, сопровожденное ужасающими подробностями, — доказывающее ожесточение, которое мы не ожидаем найти в свободных людях… В Мекленбурге крестьяне, хотя и лично свободные, в сущности находятся в тесной зависимости оттого, что немногочисленные помещики того края как бы сговорились не принимать ни одного крестьянина, отошедшего от своего господина. Во время моего пребывания в Богемии мне не раз удавалось быть свидетелем притеснений свободных крестьян писцами помещичьими по так называемым патримониальным судам. Уже потому нам нельзя брать пример в этом отношении с иностранцев, что все наши учреждения, настоящие и будущие, имеют совершенно другой источник, другой характер.

Между русским «миром» и русским старостою и немецкой Gemeinde и немецким Schulze разница огромная; тем не менее справедливо, что изучение форм земледельческого быта в Германии может быть чрезвычайно полезно, так же как и изучение науки земледелия, дошедшего в чужих краях до высокой степени совершенства.