Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть первая

По ковру соседней комнаты послышались шаги.

— У вас еще огонь, можно войти? — послышался голос Билибина за дверью, и вслед за тем вошла вся сморщенная, крупная, костлявая фигура русского дипломата в халате и с вздернувшимися надо лбом крупными шишками.

— Я от нашего посланника, — сказал он, — он посылал за мной.

<���— Вы не хотите еще спать? — спросил он. Билибин велел себе принести халат и, зябко закутавшись и усевшись в покойное кресло у изголовья, сказал: — causons. [1673]Знаете ли вы, что новость, которую привез нам этот imbécile [1674]Курагин — справедлива. Мост перейден.

— Вы это верно знаете?

— Tenez! [1675]— Он подал письмо князю Андрею.

— Вот что пишут из Вены.>

Как только он услышал, что мост перейден и армия Кутузова находится в затруднительном положении, первая мысль, пришедшая ему, была та, что это была его осада Тулона, т. е. что он, как Бон[апарте] под Тулоном, здесь в первый раз будет иметь случай показать себя и сделает первый шаг на той дороге, на которой ждала его слава.

— Так зачем вы едете? Останьтесь. По крайней мере вы не будете отдавать своей шпаги французам или en grande compagnie. [1676]

— Еду затем, что [1677][бы] этого не было.

— Вас или убьют или вы отдадите шпагу, обе альтернативы неприятные. [1678]

— Понимаете ли вы, — отвечал Болконский, — Кутузов — придворный старик, неспособный на геройскую защиту и на смелый шаг. Войско, которому раздаются такие награды, войско — офицеры c’est la lie de la société, [1679]генералы — бесполезные старики, солдаты — дикие и глупые звери, да, la chair à canon, bonne à employer dans les mains d’un grand capitaine, [1680]но не в руках <���царедворца Кутузова. [1681] > Союзники — des traîtres. [1682]И против величайшего полководца, против нового Цезаря. Он всё предвидел, всё знал. Понимаете ли вы, что теперь минута всё покажет? До сих пор было дурно. Очень дурно.

— Ну, а как же эта победа Кремская? — спросил улыбаясь Билибин.

— Всё пустяки, нас было два против одного и то они бежали там у Милорадовича, и разве тех бы результатов могли мы достигнуть в этот день? Всё должно было быть взято, всё уничтожено. [1683]

— Ну, а Амштетенское дело?

— Да, — как бы неохотно признался князь Андрей, — но всё таки, что же мы, удержались разве? Нет, с старым человеком, который привык воевать с турками… А австрийцы везде бежали. Это еще хуже.

— Нет, или что-нибудь должно случиться необыкновенное, переворот. А так итти не может. [1684]Наше устройство никуда не годится.

— C’est ça, mon cher. Nous serons mackés. [1685]

— И это нельзя знать, — закричал пронзительно Болконский так, как кричал его отец. — В минуту опасности может выкажется дарованье, ежели только дадут ему дорогу.

Через час Болконский ехал к армии.

* № 28(рук. № 68. Т I, ч. 2, гл. XI, XII).

<���— Что-то делается невероятное. Tenez, [1686]— он подал письмо Андрею. Лицо Билибина было такое же, как всегда, но только как бы досада выражалась в нем.

— Что такое? — спросил Андрей.

— Grande nouvelle. Le pont de Vienne est enlevé, les français ont passé le Danube et vont occuper Znaim avant Koutousoff. [1687]

Андрей только больше открыл глаза и не то ужас, не то гнев выразился на его лице.

— Mon cher, nous sommes mackés, comme à Ulm, [1688]— заключил Билибин, вставляя свое mot, [1689]состоящее в том, что поступок Ауерсперга так же нелеп и необъясним, как и Мака, и что иначе нельзя определить этого поступка, как сделав глагол из слова Мак. Лицо его просияло, за ухом шевельнулась вся шапка волос и все складки и морщины мгновенно книзу сбежали с его лица.

Князь Андрей стал читать и лицо его невольно улыбнулось.

— Mais c’est une trahison incroyable, [1690]— сказал [1691]он.

— Eh, mon cher, il y a trahison et demi trahison et quart de trahison. Quand le jeu est mauvais, on tire son épingle, voilà tout. [1692]

— Но были ли тайные переговоры австрийцев с французами?

— Затем они тайные, чтоб мы их не знали, а впрочем il ne faut jurer de rien. [1693]

Андрей встал и стал одеваться.

— Что вы? [1694]

— Я сейчас еду. — Князь Андрей вышел и распорядился отъездом. [1695]

Билибин, завернувшись в халат, уютно сидел в большом кресле.

— Садитесь, causons, [1696]— сказал он, — dieu sait, [1697]когда увидимся. Savez vous, je vous admire et vous êtes une énigme pour moi. [1698]Зачем вы едете?

— Затем, чтобы сделать мой долг.

— Зачем со мной эти большие слова, nous savons de quoi il retourne. [1699]Ну что же вы думаете об этом деле?

— В военном отношении — Ульм.

— Ведь это при Лихтенфельсе прекрасно, но между нами… Выпутается из этого Кутузов?

— Я ничего не знаю. Я знаю, что наше положенье [1700]дурно, — холодно [1701]сказал Болконский.>

* № 29(рук. № 69. T. I, ч. 2. гл. XI, XII).

чтоб воспользоваться всем и когда всё делается легко. Князь Андрей был в таком дне и чувствовал это.

— Ну, а чтож вы думаете про Маака?

— Il est coffré le pauvre homme, vous savez, [1702]— прокричал ему Л[ихтенфельс]. Князь Андрей пожал плечами и сделал французский жест губами, останавливаясь в двери.

— Покойный Schmitt был прекрасный офицер и это большая потеря, хотя ему слишком много приписывают в последнем деле.

— Да, эта потеря тем более тяжелая, что мы не имеем никого предложить, кроме Вейротера. Я надеюсь, что Кутузов не примет его.

Болконский опять воротился.

— K[outousoff] fera tout ce que voudra l’empereur; ses lumières seront toujours à la disposition de ceux qui voudront en profiter. [1703]

— Остаются les archiducs… Un archiduc vaut l’autre, [1704]— сказал Б[илибин]. Б[олконский] и все засмеялись. Это б[ыл] allusion [1705]чего то очень смешного.

— Ну, однако, я заговорюсь с вами. — Князь Андрей только хотел выйти, как в комнату вбежал в своем длинном фраке, громадном жабо и панталонах цвета cuisse de nymphe effrayée [1706]сын князя Василия, Иполит, как всегда озабоченный и спешащий. Он по отцу был фамильярен со всеми и с Л[ихтенфельсом] и с Андреем.

— А, великий lovеlасе, [1707]— закричал Билибин. [1708]

— Полноте, вы всё шутки.

— Ну, что la petite cruelle? [1709]

— Нет, я важное, не говорите пустяков.

— De la part de la cruelle? [1710]— спросил он. — Каков?

— La princesse велела мне привести вас нынче вечером или она не пустит меня. Я скакал, как безумный.

— Вы знаете, — сказал Билибин Л[ихтенфельс]у. — Его прислали нам помогать по дипломатической концессии, а он соблазнил всех модисток в Вене, теперь в Брюнне, il fera le tour du royaume. [1711]Иполит засмеялся, захлебываясь.

— Вы приедете? Нет, я вам скажу, Б[илибин], серьезное. [1712]Ну не для вас. Вы, селадон этакий скверный. Лихт[енфельс] не нашел удовольствия, раскланяв[шись], и хотел…

— Ах, постойте. Слухи. J’ai une grande nouvelle. [1713]Бонапарте в Вене уж и мост взял.

— Невозможно.

— И я говорю. Мне говорил п[русский посланник]… Знаете, Болконский, мы поедем вечером к моей и Нимфа будет. Поедемте с нами, пожалуйста, Болконский. — Л[ихтенфельс] уехал. — Так поедем, Болконский.

— Непременно, а вы поезжайте за меня на войну.

— А, гадость какая, я боюсь, когда вижу пистолет. Ну, полно, Билибин, я убегу, — закричал он Билибину, который взялся за пистолетный ящик.