Иван Барков - Озорная классика для взрослых [сборник litres]

О, ужас! бедный мой певец!
Что станется с тобою?
Уж близок дней твоих конец,
Уж ножик над е…дою!
Напрасно е…ь усердно мнишь
Девицу престарелу,—
Усердьем б…ядь ты не смягчишь,
Под х…ем поседелу.
Кляни зае…ины отца
И матери прореху…
Восплачьте, нежные сердца,
Здесь дело не до смеху!..

Проходит день, за ним другой,
Неделя протекает…
А поп в обители святой
Под стражей пребывает.
О вид, угодный небесам!
Игуменью седую
Е…ет по целым он часам
В п…зду ее.
Е…ет…, но пламенный е…дак
Слабеет боле… боле…
И вянет, как весенний злак,
Скошенный в чистом поле.

Увы! Настал ужасный день!
Уж утро пробудилось,
И солнце в сумрачную тень
Лучами погрузилось…
Но х…й поповский не встает,
Несчастный устрашился…
Вотще м…де себе трясет,—
Напрасно лишь трудился.
Но вот, скрипя, шатнулась дверь,
Игуменья стремится
И в руку х…й берет, – но он
Лежит и не ярится…
Она щекочет, – но он спит,
Дыбом не становится…
– Добро! – игуменья рекла
И с гневом удалилась.
Душа в детине замерла.
И кровь остановилась.

Расстригу мучила печаль,
И сердце боле билось…
Но время быстро мчалось вдаль,
Темно уж становилось.
И ночь с е…ливою луной
На небо наступала,
И б…ядь в постеле пуховой
С монахом засыпала.
Купец уж лавку запирал…
Поэты лишь не спали
И, водкою налив бокал,
Баллады сочиняли!..

А в келье тишина была…
Вдруг стены пошатнулись,
Упали святцы со стола,
Листы перевернулись,—
Холодный ветер пробежал
Во тьме угрюмой ночи…
Баркова призрак вдруг предстал
Священнику пред очи:
В зеленом ветхом сюртуке,
С спущенными штанами,
С е…диной длинною в руке,
С отвислыми м…дами.

– Скажи, что дьявол повелел?
– Надейся, не страшися!
– Увы! что мне дано в удел?
Что делать мне? – Д…очися! —
И грешник стал е…дак трясти,
Трясет и… вдруг проворно
Стал х…й все вверх да вверх расти,
Торчит е…дак задорно…
Баркова плешь огнем горит,
М…де клубятся сжаты,
В могучих жилах кровь кипит,
И пышет х…й мохнатый…

Но вот защелкал ключ в замке,
Дверь с шумом отворилась,
И с острым ножиком в руке
Игуменья явилась…
Являют гнев черты лица,
Пылает взор собачий…
Но вдруг на грозного певца
И х…й попа стоячий
Она взглянула… пала в прах,
Со страху обос…алась…
Трепещет, мучится в слезах
И с жизнью распрощалась…

– Ты днесь свободен, Еба…ов! —
Сказала тень расстриге.
Мой друг! успел найти Барков
Развязку сей интриге!..
– Поди! (отверста дверь была)
Тебе не помешают,
И знай, что добрые дела
Е…аки награждают.
Усердно ты воспел меня,
И вот за то награда!»
Сказал, исчез – и здесь, друзья,
Окончилась баллада!..

Средь темной рощицы, под тенью лип душистых,
В высоком тростнике, где частым жемчугом
Вздувалась пена вод сребристых,
Колеблясь тихим ветерком,
Покров красавицы стыдливой,
Небрежно кинутый, у берега лежал,
И прелести ее поток волной игривой
С весельем орошал.

Житель рощи торопливый,
Будь же скромен, о ручей!
Тише, струйки говорливы!
Изменить страшитесь ей!

Леда робостью трепещет,
Тихо дышит снежна грудь,
Ни волна вокруг не плещет,
Ни зефир не смеет дуть.

В роще шорох утихает,
Все в прелестной тишине;
Нимфа далее ступает,
Робкой вверившись волне.

Но что-то меж кустов прибрежных восшумело,
И чувство робости прекрасной овладело;
Невольно вздрогнула, не в силах воздохнуть,
И вот пернатых царь из-под склоненной ивы,
Расправя крылья горделивы,
К красавице плывет – веселья полна грудь;

С шумящей пеною отважно волны гонит,
Крылами воздух бьет,
То в кольцы шею вьет,
То гордую главу, смирясь, пред Ледой клонит.

Леда смеется —
Вдруг раздается
Радости клик.
Вид сладострастный!
К Леде прекрасной
Лебедь приник.
Слышно стенанье,
Снова молчанье.
Нимфа лесов
С негою сладкой
Видит украдкой
Тайну богов.

Опомнясь наконец, красавица младая
Открыла тихий взор, в томленьях воздыхая,
И что ж увидела? – На ложе из цветов
Она покоится в объятиях Зевеса;
Меж ними юная любовь,—
И пала таинства прелестного завеса.

Сим примером научитесь,
Розы, девы красоты!
Летним вечером страшитесь
В темной рощице воды:

В темной рощице таится
Часто пламенный Эрот;
С хладной струйкою катится,
Стрелы прячет в пене вод.

Сим примером научитесь,
Розы, девы красоты!
Летним вечером страшитесь
В темной рощице воды.

Не хочешь ли узнать, моя драгая,
Какая разница меж Буало и мной?
У Депрео была лишь запятая,
А у меня две точки с запятой.

Возможно ль? вместо роз, Амуром насажденных,
Тюльпанов гордо наклоненных,
Душистых ландышей, ясминов и лилей,
Которых ты всегда любила
И прежде всякой день носила
На мраморной груди твоей,—
Возможно ль, милая Климена,
Какая странная во вкусе перемена!
Ты любишь обонять не утренний цветок,
А вредную траву зелену,
Искусством превращенну
В пушистый порошок! —
Пускай уже седой профессор Геттингена,
На старой кафедре согнувшися дугой,
Вперив в латинщину глубокой разум свой,
Раскашлявшись, табак толченый
Пихает в длинный нос иссохшею рукой;
Пускай младой драгун усатый
Поутру, сидя у окна,
С остатком утреннего сна,
Из трубки пенковой дым гонит сероватый;
Пускай красавица шестидесяти лет,
У Граций в отпуску и у любви в отставке,
Которой держится вся прелесть на подставке,
Которой без морщин на теле места нет,
Злословит, молится, зевает
И с верным табаком печали забывает,—
А ты, прелестная!.. но если уж табак
Так нравится тебе – о пыл воображенья! —
Ах! если, превращенный в прах,
И в табакерке, в заточенье,
Я в персты нежные твои попасться мог,
Тогда бы в сладком восхищеньи
Рассыпался на грудь под шалевый платок
И даже… может быть… Но что! мечта пустая.
Не будет этого никак.
Судьба завистливая, злая!
Ах, отчего я не табак!…

Румяной зарею
Покрылся восток,
В селе за рекою
Потух огонек.

Росой окропились
Цветы на полях,
Стада пробудились
На мягких лугах.

Туманы седые
Плывут к облакам,
Пастушки младые
Спешат к пастухам.

С журчаньем стремится
Источник меж гор,
Вдали золотится
Во тьме синий бор.