Павел Бажов - Малахитовая шкатулка [Уральские сказы. Илл. А.Н. Якобсон]

Сторожить в таком месте не всякому доверишь. Надёжного человека подыскать требуется. Наши общественники долго такого искали. Ну, нашли-таки. Из служилых был. Васильем звали, а как по отчеству да по прозванью, — того не ведаю. Из здешних родом. С молодых годов на военную службу его взяли, да он скоро отвоевался: пришёл домой на деревяшке. Ядром, сказывали, по колено ногу отшибло ему.

Близких родных у него, видно, не осталось. Своей семьи не завёл. Так и жил бобылем в своей избушке, а она как раз в той же стороне стояла, где и гора. Пенсион солдатский по старому положению в копейках на год считался, на хлеб не хватало, а кормиться чем-то надо. Василий и приспособил себе, по-здешнему говоря, сидячее ремесло: чеботарил по малости, хомуты поправлял, корзинки на продажу плёл, ко кроснам разную мелочь изготовлял. Работа всё-таки копеечная, не разживёшься от неё. Василий хоть и не жаловался на своё житьё, а все видели — бьётся мужик, а еды да питья — ржаной кусок да белесый квасок, что чиквасом зовут. Тогда общественники и говорят:

— Вот что, Василий! Чем тебе дома сидеть, — переходи в избушку при проездных воротах на горе. Приплачивать будем за караул.

— Это, — отвечает, — и мне бы подходило, да деревяга моя мешает. Не больно способно на ней корову, скажем, отогнать либо за телятами бегать. Вот если какого подручного из парнишек ставить будете, тогда дело другое. Почему миру не послужить. Это уж будьте в надежде.

Общественники на это согласились, и вскоре служивый перебрался в избушку при проездных воротах на горе. Избушка, понятно, маленькая, полевая, да много ли бобылю надо: печурку, чтоб похлёбку либо кашу сварить, нары для спанья да место под окошком, где чеботарскую седулку поставить. Василий и прижился тут, а он из долговеких оказался. Люди помоложе его поумирали, а он всё сидит да сидит на своей горке. Сперва его, как помоложе был, дядей Васей звали, потом дедушкой Василием, и за горой его имя укрепилось. Не одни заводские, а чужедальние, кому часто приходилось ездить либо с обозами ходить по Сибирскому тракту, знали Васину гору. Многие проезжающие знали и самого старика. Иной раз покупали у него корзинки да подшучивали:

— Ты бы, дед, хоть по вершку в год гору снимал, легче бы стало.

Дед на это загадкой отвечал:

— Не такая это гора, чтобы её снимать. Она человеку на пользу. Наращивать такую гору надо, а не снимать.

Проезжающие спрашивают, почему так, а дед Василий эти разговоры отводит:

— Вот дальше поедешь, дела у тебя в дороге не больно много, ты и подумай над моим словом.

Подручных ребятишек перебывало у деда Васи множество. Сначала ставили больше из сирот, какого-нибудь парнишку-десятилетка. Он и ходил при этом деле год либо два, пока для другой работы не подрастет. А ведь годы-то наши, как вешний ручей с горы, бегут, крутятся, глазом за ними не уследишь. Через десяток годов, глядишь, первый подручный своей семьей обзавелся, а через другой десяток — у него свой парнишка в подручные к деду Василию поспел. Так и накопилось в нашем заводе выучеников Васиной горы не один десяток. Разных, понятно, лет. Одни — еще совсем молодые, другие — в полной поре, а были и такие, что уж до седины дотянулись, а примета у всех одна: на работу не боязливы и в трудном случае руками не разводят. Да ещё заметка была, что эти люди стараются своих ребятишек тоже деду Васе на выучку отдать. И не от сиротства либо недостатков каких, а при полной хозяйственности. Случалось, перекорялись даже из-за этого: моя, дескать, очередь, а твой парнишка годик-два подождать может.

Заводские любопытствовали, в чем тут штука: почему раньше сирот на такое дело подыскивали да наряжали, а теперь отцы спорят, кому очередь своего парнишку отдавать? Не пряниками же дед Вася своих подручных кормит. Выученики Васиной горы не таились. В досужий час любили рассказывать, как они в подручных у деда Василия ходили и чему там научились. Всяк говорил своим словом, а на одно выходило.

Место у проездных дорог на горе хлопотливо было. И за скотом смотри, и за обозниками доглядывай: на большой дороге, известно, без баловства не проходит. Иной обозник где-нибудь на выезде из завода прихватит барашка, а то и теленка, и ведет его потихоньку за возом. Забивать, конечно, опасались, потому как в таком разе, если поймают, до смертоубийства дойти может. Наши ведь тоже на большой дороге выросли, им обозников таких щадить не доводилось. С живым бараном либо теленком куда легче, — всегда отговориться можно. Привязался, отогнать не можем. Хлебушко, видно, учуял, вот и тянется за возом. И то сказать: коли успели увести, так сильно-то наши и не вязались. Поругаются только да погрозят вдогонку, а караулу один наказ: посматривай!

Все-таки, сколь ни беспокойно было при проездных воротах, досуг тоже бывал. Старик в такие часы за работой сидел, а мальчонке что делать? Отлучаться в лес либо еще куда на сторону старик не дозволял. Известно, солдатская косточка, приучен к службе. С караула разве можно? Строго на этот счет у него было. Парнишке, значит, в такие досужие часы одна забава — на прохожих да проезжих поглядеть. А тракт в этом месте как по линейке вытянулся. С вершины в ту и другую стороны далеко видно, — кто поднимается, кто спускается. Поглядит этак, поглядит парнишка, потом у деда спрашивает:

— Дедо, почему люди на горе оглядываются и дальше по-разному идут?

Старик поглядит усмешливо да и скажет:

— Рассказывай по порядку. Не уразумел я, о чем речь.

Парнишка и начнет выкладывать:

— Вот, дедо, не один день я на прохожих гляжу и такую штуку приметил. Как подымется кто на наш гребешок, непременно оглянется. Постоит это, один побольше, другой поменьше, а дальше пойдет, и тут выходит разница. Один веселенько зашагивать начнёт, ещё и пошутит: «Отсюда и рысцой впору сбежать», — а другой голову повесит. И никак это вперед не угадаешь. Какой дядя и молодой и могутный, а поглядел с горы назад, — и как подменили его: под гору еле плетется. Другой будто и на возрасте и из себя жиденький, а как в живой воде искупался, — идет дальше веселехонек.

Старик слушает да потакивает: так, так, а потом и посоветует:

— А ты поспрошай прохожих-то, что они позади себя ищут, тогда и узнаешь и мне скажешь.

Мальчонка так и делает, начинает у прохожих спрашивать, зачем они на перевале горы оглядываются. Иной, понятно, и цыкнет, а многие отвечали честь честью. Только вот диво: ответы на два конца выходили.

Одни говорят:

— Как не поглядеть! Вон какую гору одолел, чего ж дальше бояться? Всякому, поди-ко, любо посмотреть на то, что он сделал.

Другие опять стонут:

— На такую гору взобрался! Самая бы пора отдохнуть, а еще идти надо! Под гору, конечно, полегче, а ведь дальше опять гора будет. Маята одна!