Иван Рукавишников - Проклятый род

Знали в городе и Рукавишникова Владимира Михайловича, на чьи средства существовала известная и за пределами города хоровая капелла. Варвара Михайловна Бурмистрова, дочь железного старика, тоже оставила о себе память, купив землю под городское кладбище, поставив там церковь, служебные здания и обнеся нижегородский некрополь оградой с башенками и воротами. Жила она в замечательном особняке на улице Жуковской (ныне Минина) - здесь сегодня расположен Литературный музей А. М. Горького. Вот что вкратце известно о прямых потомках «железного старика». Внуки же его росли и воспитывались в преддверии нового века. Они были далеки от предпринимательской деятельности, судьбы некоторых трагичны, других неизвестны. Славу рода Рукавишниковых поддержали и продолжили, но только уже в сфере культуры, дети Сергея Михайловича Иван и Митрофан.

Митрофан Сергеевич (1887-1946), закончив нижегородский Дворянский институт в 1907 году, получил художественное образование в частных студиях Москвы и Рима и быстро стал известным скульптором. В 1918 году он, как и старший брат Иван, оказался в Нижнем Новгороде и включился в работу по сохранению и популяризации художественного наследия. С его участием в 1919 году открываются «Нижегородские высшие государственные художественные мастерские». В этом же году он уезжает в Москву, где его судьба сложилась весьма удачно. Он занял видное место в отечественном искусстве, много работал для музеев, создал галерею портретов выдающихся исторических деятелей. А главное - он стал основателем новой для рукавишниковского рода ветви: династии скульпторов - по его стопам пошли сын Иулиан, внук Александр, правнук Филипп. В 1993 году в залах Академии художеств была организована выставка «Три поколения скульпторов Рукавишниковых» - свидетельство высокой оценки творчества этой талантливой семьи.

Известным в начале века поэтом был Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1930), автор данного романа. Он родился в год, когда отец снял леса с только что построенного дома-дворца на нижегородском Откосе. Здесь прошли его детство и юность, что позволило ему в своей автобиографии сказать: «В саду моей юности росли золотые яблоки».

Учился Иван Сергеевич в Дворянском институте, потом в реальном училище, экзамен за гимназический курс сдал экстерном. Одновременно он с большим увлечением занимался в художественной школе нижегородского фотографа-художника А. О. Карелина и считал живопись своим главным призванием, хотя уже писал стихи и даже публиковал их в «Нижегородском листке» и других волжских газетах. Его причисляли к декадентам и за стихи поругивали. Одним из первых сделал это А. М. Горький, пригласив его к себе.

Об этой встрече, состоявшейся в 1896 году, Иван Рукавишников оставил воспоминания. Отозвавшись критически о стихах, Горький одобрил прозу - повесть «Семя, поклеванное птицами». Беседа была непринужденной. «Интересно, - пишет Иван Сергеевич, - что Алексей Максимович не коснулся в беседе домашней моей обстановки. То есть не говорил об этом словами. Но эта тема чувствовалась в воздухе. Оба мы на это осторожненько намекали. Я был белым вороном, вернее вороненком. Таким же белым вороном, только из другой стаи, был Горький. Общество не ожидало писателей из той среды, куда забросила меня судьба, и из той среды, куда забросила Горького, и много еще лет потом доводилось мне слышать за спиной: - Это тот, отец которого... Это тот, дед которого... Это тот, дом которого...».

Горький какое-то время протежировал Ивану, о чем свидетельствует письмо Алексея Максимовича к редактору «Журнала для всех» В. С. Миролюбову в апреле 1898 года, где он рекомендует Рукавишникова: «Первый рассказ его - очень задушевная штука! Пошлю Вам. Денег автору не требуется, ибо у него папашка - миллионщик».

К концу 90-х годов Иван Рукавишников уезжает в Петербург, где учится в Археологическом институте и занимается литературной деятельностью. Среди его знакомых Короленко, Бальмонт, Сологуб, Цветаева. Его книги не ускользают от внимательного критического взгляда Валерия Брюсова. Александр Блок в частных письмах предлагает Рукавишникова для участия в поэтических вечерах. С первого года существования Союза писателей Иван Сергеевич был туда избран. Он неоднократно бывал за границей: как в Европе, так и на Востоке. Много писал, много издавался. Всего у него вышло более двадцати книг, правда некоторые из них были не более 20 страниц и большинство мизерными тиражами, как, впрочем, у многих поэтов тех лет.

Октябрь 1917 года застал Ивана Сергеевича в Нижнем Новгороде. Весной 1918 года он вместе с братом Митрофаном активно зани­мается созданием городского музея в их прежнем доме на Откосе, который по постановлению исполкома Нижегородского совета был передан под музей. Он вместе с братом входит в художественную комиссию по его организации, затем в созданный при губернском ГУБОНО подотдел искусств.

Тогда же братьями Рукавишниковыми была выдвинута идея создания в Нижнем Новгороде Дворца искусств, но она была признана несвоевременной. Иван Сергеевич все-таки организовал и возглавил Дворец искусств, но... в Москве, и заведовал им до его закрытия в 1921 году. С 1921 по 1924 год он преподавал стиховедение в ВЛХИ им. Брюсова, а позднее на Высших гослиткурсах. В 1930 году он скончался.

Наибольшую известность принес ему роман «Проклятый род», который начал публиковаться журналом «Современный мир» с первого номера 1911 года. В семи последующих номерах были напечатаны две части: «Семья железного старика» и «Макаровичи». По свидетельству писательницы Н. Крандиевской-Толстой роман был встречен читателями недоброжелательно, поэтому его издание было прервано, хотя с ее точки зрения это была талантливая вещь при «всей ее сумбурности». В следующем году петербургская фирма «Освобождение» издает роман полностью с добавлением третьей части «На путях смерти», а в 1914 году роман переиздается в Москве. В 1928 году, к сожалению, издается одна только первая часть.

Одним из первых, кто подверг роман критике, был К. И. Чуковский. Он даже не дождался его окончания и в литературном обзоре, опубликованном в сентябрьском номере газеты «Речь» под названием «Проклятый род», едко высмеивает перенасыщенность романа страхом смерти. «Ужели и вправду в Нижнем все купцы только тем и заняты, что предаются смертному трепету?... Десятки раз упоминается определение «черный» - «черная дыра отчаяния», «черный страх», «черная пустота», «черное крыло птицы страха», «черная тень», «вихри черные»... И т. д., и т. д...». Он отмечает, что «хроника, сказание широкое и ровное, написано неврастенически, часто почти в истерике». Однако он вынужден признать, что «когда привыкаешь к языку романа, научишься его не замечать, пред тобою выступят образы такой психологической значительности...». И далее: «Роман повествует о современном купечестве и тем, так сказать, заполняет пробел в нашем познании России...».