Александр Герцен - Былое и думы Части 6-8

La commune révolutionnaire [48] Революционная коммуна (франц.). — Ред. должна была представлять самую красную сторону демократии и самую коммунистическую — социализма. Она считала себя вечно начеку, в самых тесных связях с Марьянной {55} 55 …с Марьянной. — «Marianne» — символическое название республиканской Франции. Под этим наименованием после переворота 2 декабря 1851 года была создана тайная революционная организация, имевшая целью свержение наполеоновского режима и восстановление республики. Герцен в данном случае имеет в виду не только связь известной части лондонских эмигрантов с этой организацией, но и особое подчеркивание «Революционной коммуной» своей приверженности «делу демократической и социальной республики», высказанное в «Письме к Марианне», изданном в Лондоне в феврале 1856 года по случаю годовщины революции 1848 года. и с тем вместе вернейшей представительницей Бланки in partibus infidelium. [49] в стране неверных (лат.). — Ред.

Мрачный Бланки, суровый педант и доктринер своего дела, аскет, исхудавший в тюрьмах, расправил в образе Ф. Пиа свои морщины, подкрасил в алый цвет свои черные мысли и стал морить со смеху парижскую коммуну в Лондоне. Выходки Ф. Пиа в его письмах к королеве, к Валевскому {56} 56 Выходки Ф. Пиа в его письмах к королеве, к Валевскому. — Побочный сын Наполеона I и польской графини Валевской, Ф. Валевский участвовал в польском восстании 1830–1831 годов, в ходе которого был послан с поручением в Лондон. После подавления восстания поселился в качестве политического эмигранта в Париже. При Наполеоне III, будучи назначен послом в Лондон, подготовил сближение Англии с Францией, завершившееся военным союзом. Эту политическую линию Валевский продолжал в дальнейшем, ставши министром иностранных дел. Письмо Пиа разоблачало Валенского как ренегата революционного движения, предателя родины и пособника Наполеона III. О письме к королеве см. прим. к стр. 29 (см. комментарий 41 — верстальщик). , которого он назвал ex-refugie и ex-Polonais, [50] бывшим изгнанником и бывшим поляком (франц.). — Ред. к принцам и проч. были очень забавны — но в чем сходство с Бланки, я никак не мог добраться, да и вообще в чем состояла отличительная черта, делившая его от Луи Блана, например, простым глазом видеть было трудно.

То же должно сказать о жерсейской партии Виктора Гюго.

Виктор Гюго никогда не был в настоящем смысле слова политическим деятелем. Он слишком поэт, слишком под влиянием своей фантазии — чтоб быть им. И, конечно, я это говорю не в порицание ему. Социалист-художник, он вместе с тем был поклонник военной славы, республиканского разгрома, средневекового романтизма и белых лилий, — виконт и гражданин, пэр орлеанской Франции и агитатор 2 декабря {57} 57 Стр. 35. …поклонник военной славы, республиканского разгрома, средневекового романтизма и белых лилий, — виконт и гражданин, пэр орлеанской Франции и агитатор 2 декабря. — В начале 20-х годов Гюго был легитимистом и католиком, затем отдал дань культу Наполеона. Он приветствовал июльскую революцию и революционное движение 30-х годов, а с 40-х годов поддерживал июльскую монархию и в 1845 году был назначен пэром. С начала революции 1848 года Гюго примкнул к республиканцам, выступал как антиклерикал и сторонник «социальной демократии». Будучи депутатом Законодательного собрания, он протестовал против ряда антидемократических мероприятий правительства Второй республики, но призывал народ к сохранению спокойствия. Только после государственного переворота, совершенного Луи Бонапартом 2 декабря 1851 года, Гюго решительно выступил с призывом к революционной борьбе.. — это пышная, великая личность — но не глава партии, несмотря на решительное влияние, которое он имел на два поколенья. Кого не заставил задуматься над вопросом смертной казни «Последний день осужденного» и в ком не возбуждали чего-то вроде угрызения совести резкие, страшно и странно освещенные, на манер Турнера, — картины общественных язв, бедности и рокового порока?

Февральская революция застала Гюго врасплох, он не понял ее, удивился, отстал, наделал бездну ошибок и был до тех пор реакционером, пока реакция, в свою очередь, не опередила его. Приведенный в негодование ценсурой театральных, пьес и римскими делами, он явился на трибуне конституирующего Собрания с речами, раздавшимися по всей Франции {58} 58 …он явился на трибуне конституирующего Собрания с речами, раздавшимися по всей Франции. — Речь, направленную против правительственной цензуры над театром, Гюго произнес в Учредительном собрании 3 апреля 1849 года в связи с обсуждением бюджета; позднее он отстаивал свободу театра от правительственной цензуры также в своих выступлениях в Государственном совете 17 и 30 сентября 1849 года в связи с рассмотрением законопроекта о театрах. Выступление Гюго против французской контрреволюционной интервенции в Риме состоялось 15 октября 1849 года в Законодательном собрании. . Успех и рукоплескания увлекли его дальше и дальше. Наконец, 2 декабря 1851 он стал во весь рост. Он в виду штыков и заряженных ружей звал народ к восстанию, под пулями протестовал против coup dʼEtat и удалился из Франции, когда нечего было в ней делать. Раздраженным львом отступил он в Жерсей — оттуда, едва переводя дух, он бросил в императора своего «Napoléon Ie petit», потом свои «Châtiments» {59} 59 …он бросил в императора своего «Napoléon le petit, потом свои « Châtiments ». — Памфлет В. Гюго «Наполеон малый» (1852) и сборник стихов «Возмездие» (1853) были направлены против Наполеона III. . Как ни старались бонапартистские агенты примирить старого поэта с новым двором — не могли. «Если останутся хоть десять французов в изгнании — я останусь с ними, если три — я буду в их числе, если останется один — то этот изгнанник буду я. Я не возвращусь иначе, как в свободную Францию».

Отъезд Гюго из Жерсея в Гернсей, кажется, убедил еще больше его друзей и его самого в политическом значении, в то время как отъезд этот мог только убедить в противном. Дело было так. Когда Ф. Пиа написал свое письмо к королеве Виктории — после ее посещения к Наполеону, он, прочитав его на митинге, отослал его в редакцию «LʼHomme». Свентославский, печатавший «LʼHomme» на свой счет в Жерсее, был тогда в Лондоне. Он вместе с Ф. Пиа приезжал ко мне и, уходя, отвел меня в сторону и сказал, что ему знакомый его lawyer [51] юрист (англ.). — Ред. сообщил, что за это письмо легко можно преследовать журнал в Жерсее, состоящем на положении колонии, а Пиа хочет непременно в «LHomme». Свентославский сомневался и хотел знать мое мнение.

— Не печатайте.

— Да я и сам думаю так, только вот что скверно: он подумает, что я испугался.