Александр Герцен - Былое и думы Части 6-8

Крестьян я мало знаю. Видел я в Лондоне несколько человек, спасшихся на лодке из Кайенны; одна дерзость, безумие этого предприятия лучше целого тома характеризуют их. Они были почти все с Пиренеев. Совсем другая порода, широкоплечая, рослая, с крупными чертами, вовсе не шифонированными [70] помятыми (от франц. chif fanner). — Ред. , как у поджарых французских горожан, с их скудной кровью и бедной бородкой. Разорение их домов и Кайенна воспитали их. «Мы воротимся еще когда-нибудь, — говорил мне сорокалетний геркулес, большей частью молчавший (все они были не очень разговорчивы), — и посчитаемся!» На других эмигрантов, на их сходки и речи они что-то смотрели чужими… и недели через три они пришли ко мне проститься. «Не хотим даром жить, да и здесь скучно, — едем в Испанию, в Сантандр, там обещают поместить нас дровосеками». Взглянул я еще раз на сурово мужественный вид и на мускулярную руку будущих дровосеков и подумал: «Хорошо, если топор их только будет рубить каштановые деревья и дубы».

Дикую, разъедающую силу, накипевшую в груди городского работника, я видел ближе [71] В следующей главе: два процесса работника Бартелеми. .

Прежде чем мы перейдем к этой дикой, стихийной силе, которая мрачно содрогается, скованная людским насилием и собственным невежеством, и подчас прорывается в щели и трещины — разрушительным огнем, наводящим ужас и смятение, — остановимся еще раз на последних темплиерах и классиках французской революции — на ученой, образованной, изгнанной, республиканской, журнальной, адвокатской, медицинской, сорбоннской, демократической буржуазии, которая участвовала лет десять в борьбе с Людвигом-Филиппом, увлеклась событиями 1848 года и осталась им верной и дома, и в изгнании.

В их рядах есть люди умные, острые, люди очень добрые, с горячей религией и с готовностью ей пожертвовать всем — но понимающих людей, людей, которые бы исследовали свое положение, свои вопросы — так, как естествоиспытатель исследует явление или патолог — болезнь, почти вовсе нет. Скорее полное отчаяние, презрение к лицам и делу, скорее праздность упреков и попрёков, стоицизм, героизм, все лишения, чем исследование… Или такая же полная вера в успех, без взвешивания средств, без уяснения практической цели. Вместо ее удовлетворялись знаменем, заголовком, общим местом… Право на работу, уничтожение пролетариата… Республика и порядок!.. братство и солидарность всех народов… Да как же все это устроить, осуществить? — Это последнее дело. Лишь бы быть во власти, остальное сделается декретами, плебисцитами. А не будут слушаться — «Grenadiers, en avant, aux armes! Pas de charge… baïonnettes!» [72] «Гренадеры, вперед, к оружию! Шагом мэрш… в штыки!» (франц.). — Ред. И религия террора — coup dʼEtat, централизации, военного вмешательства сквозит в дыры карманьолы {79} 79 Стр. 47. … карманьолы — здесь: короткой куртки французских революционеров конца XVIII века. и блузы. Несмотря на доктринерский протест нескольких аттических умов орлеанской партии, пахнущих Англией на ружейный выстрел.

Террор был величествен в своей грозной неожиданности, в своей неприготовленной, колоссальной мести; но останавливаться на нем с любовью, но звать его без необходимости — странная ошибка, которой мы обязаны реакции. На меня комитет общественного спасения производит постоянно то впечатление, которое я испытывал в магазине Charrière, Rue de l¦ʼEcole de Médicine [73] Шаррьер, на улице Медицинской школы (франц.). — Ред. — со всех сторон блестят зловещим блеском стали — кривые, прямые лезвия, ножницы, пилы… оружия вероятного спасения, но верной боли. Операции оправдываются успехом. Террор и этим похвастаться не может. Он всей своей хирургией не спас республики. К чему была сделана дантонотомия, к чему эбертотомия ? {80} 80 К чему была сделана дантонотомия, к чему эбертотомия? — Герцен говорит здесь о казни Дантона и Эбера. Окончание слов «… томия» — от древнегреч. tome (резание, сечение). Они ускорили лихорадку термидора, — а в ней республика и зачахла; люди все так же и еще больше бредили спартанскими добродетелями, латинскими сентенциями и латиклавами à la David {81} 81 …латиклавами à la David , — Костюмы наподобие древнеримских сенаторских тупик, предназначавшиеся для театрализованных гражданских празднеств французской революции XVIII века, оформлявшихся художником Давидом. , бредили до того, что «Salus populi» одним добрым днем перевели на «Salvum fac imperatorem» и пропели его «соборне» во всем архиерейском орнате, [74] полном облачении (от лат. ornatum). — Ред. в нотрдамском соборе {82} 82 …«Salus populi » одним добрым днем перевели на «Salvum fac imperatorem » и пропели его «соборне» во всем архиерейском орнате, в нотрдамском соборе. — Речь идет о коронации Наполеона Бонапарта в 1804 году в соборе Парижской богоматери (Notre-Dame de Paris). «Salus populi suprema lex est» («Благоденствие народа да будет высшим законом») — древнеримский республиканский принцип. «Salvum fac imperatorem» («Храни императора») — слова молебствия. .

Террористы были люди недюжинные, суровые, резкие образы их — глубоко вываялись в пятом действии XVIII века и останутся в истории до тех пор, пока у рода человеческого не зашибет памяти; но нынешние французы-республиканцы на них смотрят не так, они в них видят образцы и стараются быть кровожадными в теории и в надежде приложения.

Повторяя à la Saint-Just натянутые сентенции из хрестоматий и латинских классов, восхищаясь холодным, риторическим красноречием Робеспьера, они не допускают, чтоб их героев судили, как прочих смертных. Человек, который бы стал говорить о них, освобождаясь от обязательных титулов, которые стоят всех наших «в бозе почивших», был бы обвинен в ренегатстве, в измене, в шпионстве.

Изредка встречал я, впрочем, людей эксцентричных, сорвавшихся с своей торной, гуртовой дороги.

Зато уж французы в этих случаях, закусывая удила и усвоивая себе какую-нибудь мысль, не принадлежащую к сумме оборотных мыслей и идей, неслись до того через край, что человек, подавший им эту мысль, сам с ужасом отпрядывал от нее.

В 1854 доктор Coeur de Roi, посылая мне из Испании свою брошюру {83} 83 …доктор Cœurderoy. посылая мне из Испании свою брошюру. — Э. Кердеруа, заимствуя свои положения из Фурье, Прудона и Огюста Конта, развивал снои весьма сумбурные идеи в брошюре, напечатанной в Женеве в октябре 1854 года под заглавием «Hurrah, οu la Révolution par les cosaques» («Ура, или Революция, совершенная казаками»). , написал ко мне письмо.

Такого озлобленного крика против современной Франции и ее последних революционеров мне редко удавалось слышать. Это был ответ Франции — на легко перенесенный coup dʼEtat. Он сомневался в уме, в силе, в «крови» своей расы; он звал казаков для «поправления выродившегося народонаселения». Он писал ко мне, потому что нашел в моих статьях «то же воззрение». — Я отвечал ему, что до исправительной трансфузии [75] переливания (от франц. transfusion). — Ред. крови не иду — и послал ему «Du développement des idées révolutionnaires en Russie».