Николай Каразин - Рождественские рассказы

Тоби и Боби прошли прямо наверх и не сразу, но все-таки нашли хорошее место. Тоби загнул, на всякий случай, третий стул и при этом, лукаво улыбаясь, толкнул в бок локтем своего приятеля.

Сели. Два пальца, выразительно поднятые кверху, послужили совершенно ясным указанием для «боя» в зеленом фартуке, подошедшего к новым посетителям и принявшего позу вопросительного знака.

При свете большого электрического фонаря, шипящего и нервно подмигивающего под закопченным, замысловато расписанным потолком, Боби оказался здоровый, рыжий малый, коротко остриженный, по-военному, с подстриженными, щетинистыми усами и бакенами, идущими от уха до разреза рта. Надета на нем была солдатская тужурка, с черными шнурами и тонким галуном на воротнике. Он и был солдат, только три дня тому назад вернувшийся из Южной Африки, и на его шее была прилажена петлей черная тесьма, в которую воин ловко продел свою левую руку, как только та освободилась, исправно отслужив, совместно со своей правой товаркой, тяжелую службу вешания намокшего плаща на высоко прибитую вешалку, причем друг его, Тоби, усмехнулся и снова подтолкнул его локтем.

— Так вот — я получил твою телеграмму из Лондона, но я ничего не говорил Кэт. Я сегодня написал ей, но ничего о твоем приезде. Я даже схитрил: я сам ее спросил, не имеет ли она каких вестей от тебя. Она даже и не подозревает, что ты вернулся... Ха-ха-ха!.. Я хотел сделать ей маленький сюрприз! Вот она придет сюда и попадет прямо к тебе в охапку... Ха-ха-ха-ха!.. Будет трогательная, очень трогательная встреча. Ведь эта Кэт золото, а не девка! Ей богу!.. И если бы ты не был моим другом...

— Гм!..

Боби нахмурил строго то место, где у него предполагались брови, придав своему круглому, лоснящемуся лицу выражение кое-что подозревающего бульдога.

— Так как я тебя, — заговорил он, — действительно считаю своим другом то, надеюсь, что ты мне скажешь всю правду... Я уехал из Англии нищим, в кармане моем звякал только легкий остаток от денег на экипировку. Почти два года тяжелой, боевой жизни в Африке сделали меня богатым человеком. Мы порядочно там поживились у этих голландских свиней... Ого-го!.. Все наше! И теперь у меня насчет Кэт серьезные планы... Ты понимаешь, что дело идет о моей чести, о чести британского королевского солдата... это чего-нибудь да стоит. Скажи правду: хорошо вела себя Кэт в мое отсутствие?

— Как монахиня! Удивительно даже... Невероятно! А ведь были соблазны, да какие!.. Помнишь, например, помощника аптекаря, с угла площади?

— Помню. Ухаживал?

— Еще как... и ни-ни...

— Ноги переломаю!

— Ну, брат, таких ведь много было, всем не переломаешь... Да ведь они и правы. Тебя нет, где ты там шляешься — ничего неизвестно. Африка ваша велика, побольше нашего Фальмута, сам ты ей не муж, а так только, вроде жениха, или так, около того... Кэт красавица из красавиц, первый номер всего квартала, десять шиллингов в день одной стиркой зарабатывает... Конечно, все они правы. Но дело в том, что Кэт, сама Кэт их осаживала; она ждала все своего милого друга Боби — и вот, наконец, дождалась!

— Дождалась! — улыбнулся плотоядно Боби.

— В девять часов у них кончаются работы в прачечной, ну, полчаса надо ей принарядиться, ну, понимаешь там, на разные прикрасы... поприпалить завиточки на лбу и все прочее — полчаса довольно, пятнадцать минут трамвай — это не близко... К десяти она будет здесь как раз. Теперь...

— Без десяти десять! — услужливо подскочил вопросительный знак в зеленом фартуке.

Мальчик уже давно прислушивался; он многое уже сообразил и кое-что сообщил кое-кому: приехал издалека, конечно, из Африки, с театра войны, вероятно, станет рассказывать очень много интересного, особенно когда подвыпьет, а это будет наверное, судя по красному носу героя... Рука у него на перевязи, бывал, значит, в боевых переделках, да и номер на воротнике известного полка...

Глаза у боя разгорались, и он умышленно спросил, что нужно, у статского собеседника...

— Конечно, из Африки! — сильно возвысил голос Тоби. — Это наш известный герой... Разве вы не слыхали, не читали? Это сам Боб Гукер!

Мальчик, конечно, ничего и не слыхал, и не читал про Боба Гукера. Потому что о нем ничего нигде и не писали, но это все равно — он должен был знать такое громкое, известное имя и, почтительно поклонившись герою, проговорил:

— Так это вы сами...

— Ну, пустяки, мой милый, — поскромничал Боби, — ты, конечно, узнал меня по портрету в газете, знаешь — такая газета с картинками... Ну, да это пустяки. А ты подай-ка нам, или лучше скажи самому хозяину, чтобы отпустил нам усиленный рацион, да не простого, солдатского, а штаб-офицерского ранга, и приготовил бы на ужин горячий паштет с ветчиной и ростбифом, сала чтобы побольше и изюму, потом жареную утку, рыбу еще под каким-нибудь забористым соусом... и все это на трех. И чтобы было что-нибудь сладкое для дамы — сейчас придет... Мармеладу что ли, шоколаду или компоту — а то, знаешь, я забыл, как у вас называется, такое желтое, его несут, оно горит синим огнем и пахнет преотлично ромом... Да еще... что ты дергаешь меня за рукав, дружище? Что ты боишься? Думаешь, дорого будет стоить, денег не хватить?.. Ха-ха... Смотри!

— Да я вовсе ничего тебя не дергаю, — успокоил его Тоби. — Это тебе так показалось. А деньги убери, спрячь, не надо этого!

И он помог ему собрать золотые монеты, которые его приятель успел уже высыпать на стол.

— Да, денег у меня много! У меня еще что-то есть, но это для моей Кэт — это для нее... Эх! Ну, разве могут бравые королевские солдаты вернуться из Африки нищими? Никогда!..

И Боби, встав во весь свой богатырский рост, высоко поднял над головой кружку и заорал:

— Да здравствует наша королева!

Тут его друг, Тоби, заметил, что герой, вероятно, еще дорогой заложил изрядный фундамент, а тут, в трактирном тепле и винных испарениях, его стало, что называется, разбирать.

Патриотический возглас не остался без ответа. Кое-где подхватили: «Гип-гип!» Две краснощекие дамы в ярких шляпках — в верхней, чистой половине ресторана таких было довольно много — взвизгнули «ура!» и пересели поближе, а один джентльмен, очень прилично одетый, даже с цилиндром в руках, весьма развязно подошел к столу и отрекомендовался, назвав имя такое замысловатое и сложное, что его повторить было невозможно.

— Очень приятно! — дружески хлопнул в руку нового знакомого Боби.

— Приятно! — повторил и Тоби, подозрительно косясь на джентльмена с цилиндром, и слегка отстранил его, когда тот хотел было воспользоваться стулом, предназначенным для Кэт.

Не прошло и минуты, когда все посетители бара мистера Пупеля знали уже, что между ними находился знаменитый африканский герой, и вокруг стола, занятого друзьями, стало даже немного тесновато.