Михаил Зощенко - Вспоминая Михаила Зощенко
- Название:Вспоминая Михаила Зощенко
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Зощенко - Вспоминая Михаила Зощенко краткое содержание
Вспоминая Михаила Зощенко - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В первой статье он противопоставляет "футуриста" Северянина "футуристу" Маяковскому:
"Вот и Северянин непременно футурист, а ведь он и Маяковский, я бы сказал, под одним знаменем величайшая наглость контрастов".
Северянин - "поэт-эстет, последний из умирающих".
Маяковский - "тринадцатый апостол", несущий "новое свое евангелие".
Но тогда Зощенко знал только "Простое, как мычание" и "Мистерию-буфф".
Поэтому Маяковский представлялся ему лишь "разрушителем", кастетом, крушащим старый мир.
"Тот" Маяковский разрушал, отвергая все старое, еще не зная "новых слов о жизни", он даже как будто призывал начать жизнь сначала, с каменного века: "Бросьте города, глупые люди". Зощенко писал о нем как о вдохновенном глашатае:
"Он гениальнейший поэт хаоса, разрушения.
Он совершеннейший "тринадцатый апостол".
Он заворожил меня огромной силой своей, волей к разрушению, идеей физической силы.
Так привыкли мы к поэзии манерной Северянина, к прекрасной Гиппиус, к прекрасным строчкам Зайцева, нам поистине удивительна огромная воля к жизни поэта после умирания, пустоты, отчаяния и непротивления".
Это был 1919 года, когда казалось:
"Все разрушено, все разрезано ножом, кастетом и вдохновенными криками".
Но Зощенко и тогда уже верил, что "приходит гений" и начинает "все заново". "Камень к камню, кирпич к кирпичу".
Маяковский - первый поэт, которого "принимает" Зощенко, принимает потому, что вместо манерного, "придуманного" Северянина и "неживого" Зайцева видит в нем силу и волю к жизни.
Зощенко не ошибся: очень скоро Маяковский стал активно помогать революции не только разрушать, но и строить новый мир.
Во второй статье о Маяковском Зощенко разбирает "особенности" его творчества - его рифмы, метафоры, гиперболы, ритм, манеру.
"Все ново, кричит, как афиша, чтоб услышали, чтоб в память врезалось, впилось бы в мозг". "И его прелесть именно в физической силе, в здоровье, контрасте с последними умирающими".
"В нем отрицание индивидуализма".
За все это и дорог так Маяковский молодому Михаилу Зощенко.
В задуманную Зощенко книгу должна была войти и статья "Литературные фармацевты" (Брик, Шкловский, Эйхенбаум, Чуковский).
От нее сохранились лишь начальные наброски под заглавием "Поэтические фармацевты" - о тех, кто в последние, "удивительные годы" - 1918 и 1919-й "считает, сколько было си-бемолей в целом цикле вагнеровских произведений", кто подсчитывает, "сколько каких букв было в пушкинской поэме".
Зощенко с недоумением отмечает, что "формальными подсчетами заняты десятки страниц прекрасных изысканий о Некрасове" Корнея Чуковского...
Особняком стоит статья молодого Зощенко о творчестве Тэффи.
Статья интересна именно потому, что в ней в некотором роде ключ к пониманию творчества самого Зощенко - юмориста, сатирика.
Тэффи - "смешная писательница", хотя она сама говорит о себе, что ее рассказы печальны.
В чем же источник ее "смеха"?
Зощенко считает, что "во всех ее рассказах какой-то удивительный и истинный юмор ее слов, какая-то тайна смеющихся слов, которыми в совершенстве владеет Тэффи, между тем как содержание ее рассказов часто бывает вовсе не смешным и даже трагичным".
"Тут смешны не анекдотические столкновения людей и не сами люди-шаржи, - прекрасно смешит интимный ее сказ, мягкий ее юмор в смешных нелепых словах..."
"Во всех ее книгах люди не похожи на людей... это какие-то уродливые карикатуры".
"Ее книги - сборник шаржей и удивительных карикатур".
"Тэффи берет жизненную карикатуру людей и снимает еще карикатуру.
Получается какой-то двойной шарж.
Уродство увеличено в 1000 раз.
Пошлость увеличена в 1000 раз.
Глупость увеличена до того, что люди кажутся часто ненастоящими, неживыми.
Однако оставлены 2-3 характернейшие черты - и в этом все мастерство и талантливость - безобразно преувеличенные дают жизнь и движение героям".
"Я подчеркиваю здесь пошлость и глупость. С этим-то и оперирует, главным образом, писательница".
Дальше Зощенко говорит о "современном" юморе вообще:
"Все коротко. На три секунды. Все напряженно. Нельзя скучать. Природа ушла вовсе, и если и есть, то смешная.
Все на 3-х страницах. Идея вся определена, не спрятана под конец, не растянута на сто страниц".
И когда Зощенко сам станет писателем-юмористом, он будет строить свои "смешные" рассказы как раз по этому "рецепту".
...Подходит зима 1920-1921 года, Зощенко-прозаик берет верх над Зощенко-критиком.
В эту зиму - темную петроградскую зиму, при свете лампадки (электричество давали лишь на два часа, а керосина в продаже не было) пишет Зощенко свои первые, впоследствии напечатанные, "профессиональные" рассказы.
Но прежде - последняя ненапечатанная вещь - "Серый туман", повесть о Петрограде первых послереволюционных лет.
Голод, холод, разруха - "ненастоящая жизнь", от которой трое запуганных людей, ничего не смыслящих в том, что происходит, далеких от понимания революции, ее сущности, целей и идей, уходят в лес.
В повести, кроме этой, главной, линии, намечена и вторая - нескладная, незадачливая жизнь рефлектирующего интеллигента - студента Повалишина. Он тоже ничего не понимает и не принимает в революции, он вообще слаб и безволен и, в сущности, ко всему равнодушен, даже к изменам когда-то любимой красавицы жены.
Этот "зайцевский" герой сам про себя думает: "А может, и он мертвый?" Он понимает, что для него "нет больше жизни, что все ушло", он в лес "умереть пришел".
Впоследствии Зощенко выделит из "Серого тумана" эпизод с "уходом в лес, в разбойники" и "переместит" в рассказ "Война".
Любопытно отметить, что в двадцатом году в его записной тетради, где он, по своему обыкновению, сохранившемуся на всю жизнь, наряду с набросками, отрывками задуманных произведений, мыслями, афоризмами и прочими вписывал фразы и слова, которые ему могут пригодиться впоследствии, - в этой записной тетради "красивые, изысканные" фразы 1917-1919 годов, такие, как "Венок, сплетенный из милых, старых нелепостей", "В лесу так темно, что ручеек из болота ползет ощупью, натыкается на деревья и пни и ворчливо обходит их", "Сияет улыбка, как солнце, и солнце смеется миру", сменяются вдруг совсем новыми, неожиданными: "крыть нечем", "шамать", "шпана", "голодовать", "дастишь", "упань", "хвалился знакомством под шпилем", "я не освещен"...
Эти "новые" слова, эти фразы мы встретим в его первых опубликованных рассказах "Любовь", "Война", "Старуха Врангель", "Рыбья самка", "Лялька Пятьдесят" и в "Рассказах Синебрюхова", которые он напишет летом - осенью 1921 года.
К этому времени относится уже знакомство Горького с "серапионами" и сам Горький уже даст оценку рассказам Зощенко.
Вот что пишет об этом Зощенко в своих дневниковых заметках 1921 года:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: