Алексей Толстой - Публицистика

В великой битве под Сталинградом немцы воочию увидели преобладание русского духа и русского оружия. Здесь стратегия Верховного Главнокомандующего Красной Армии побила стратегию премудрых немецких генералов, не упоминая уже о самом фюрере.

Гитлер, несомненно, очень волновался исходом этой борьбы. Может быть, он даже пил валерьянку, чтобы держать себя в порядке. Как истый дилетант, он надеялся на чудо, на немецкого бога, на какие-нибудь наши промашки, черт его знает, на что он надеялся! Он приказал не принимать никаких ультиматумов от большевиков. Он грозил жестокими репрессиями семьям тех немецких солдат, кто сдастся в плен. А в то же время на его армии - от Владикавказа до Ленинграда - обрушивались новые и новые могучие удары, и немецкий фронт все дальше отодвигался от Сталинграда.

И вот 25 января радио из Берлина оповестило, что "германские войска, защищающие Сталинград, сражаются в тяжелых условиях на выдвинутых вперед позициях" и что "только после многих часов ожесточенной борьбы германские позиции в южной и северной частях этого сектора были перенесены на более короткие линии". Вот и все о чудовищной катастрофе Шестой армии.

Из этого сообщения мы узнали, во-первых, что Сталинград-то, оказывается, защищают сами немцы. Вот так история с географией! - тут действительно почешешь в голове. От кого? - раз они его еще не взяли, значит, защищают сами от себя... Ну и хитер Гитлер!.. Во-первых, - это сообщение правительства, которое боится сказать правду своему народу и своей армии. Правда ужасна, в германской военной истории еще не было такой черной страницы: целиком, до последнего человека, пропала лучшая германская армия, оснащенная и снабженная, как ни одна армия до этого. Пропала, не выполнив священного приказа фюрера, ибо все же девяносто две тысячи немцев из этой группировки сдались большевикам в плен. Предположим даже, что сдались в плен именно те, кто, едва удерживая рыдания по поводу несостоявшегося семейного праздника, бил вшей в теплом блиндаже. Но их, черт возьми, этих вошебойщиков, девяносто две тысячи. А это уже явление как-никак массовое. Почем знать: а не был бы несколько другим ответ на наш ультиматум, если бы наши парламентеры могли обратиться не к командующему армией, которого день и ночь, на всякий пожарный случай, ожидал самолет под полным газом, а непосредственно к солдатам... "Ну, что, немчура, поняли теперь, что такое есть Красная Армия?" - "Ой, рус, поняли".

Сталинград освобожден! Необозримые поля на запад от него, и Дон, и степи, и холмы далеко за Доном свободно развернулись перед героическим, искалеченным городом бессмертной славы. За двадцать пять лет он дважды вынес небывалые трудности обороны и победы. Он дважды боролся за всечеловеческое счастье. Фашизм под Сталинградом получил удар, от которого оправиться уже не сможет никогда. Дальнейшее будет все хуже и хуже. Правильно написал один ефрейтор своему брату в Германию:

"Одно тебе скажу, Николаус, не стремись в солдаты. Лучше днем и ночью работать и всю жизнь сидеть на сухом хлебе, чем это... в России".

КАК СОЗДАВАЛАСЬ ТРИЛОГИЯ

"ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ"

22 июня 1941 года, в день объявления войны, я дописал последнюю страницу романа "Хмурое утро" - третьей и последней части трилогии "Хождение по мукам", за которую мне присуждена Сталинская премия первой степени. Окончательно завершил я всю работу над трилогией только полгода назад. На протяжении 20 лет писалось это произведение, которое я считаю сейчас основным во всем моем творчестве.

Первую книгу "Сестры" я начал писать в середине июля 1919 года и закончил ее осенью 1921 года. Я не думал, что она развернется в трилогию. Но по мере того, как я писал, развертывались события в России, и мне становилось ясно, что нельзя ставить точку на этой книге, что это начало большой эпопеи.

Для того чтобы приступить ко второму тому - "Восемнадцатый год", нужно было очень многое увидеть, узнать, пережить. То, что называется "собиранием материалов", неприменимо к этой предварительной работе, потому что помимо документов, книг, знакомств с участниками гражданской войны, посещения мест, где происходило действие романа - Царицына, Сальских степей, Краснодара, Кубани, мне нужно было сделать основное, а именно: определить свое отношение к материалу. Иными словами, нужно было все заново пережить самому, продумать и прочувствовать. Начал я вторую книгу в 1927 году и кончил ее через полтора года. И лишь гораздо позже я понял, что в описание событий вкралась одна историческая ошибка. Печатные материалы, которыми я пользовался, умалчивали о борьбе за Царицын, настолько умалчивали, что при изучении истории 18-го года значение Царицына от меня ускользнуло. Только впоследствии, через несколько лет, я начал видеть и понимать основную и главную роль в борьбе 1918 - 1919 гг., в борьбе революции с контрреволюцией - капитальную роль обороны Царицына.

Что было делать? Роман был уже написан и напечатан. Вставить в него главы о Царицыне не представлялось возможным. Нужно было все писать заново. Но без повести о Царицыне, об обороне Царицына невозможно было продолжать дальнейшего течения трилогии. Поэтому мне пришлось прибегнуть к особой форме - написать параллельно с "Восемнадцатым годом" повесть под названием "Хлеб", описывающую поход ворошиловской армии и оборону Царицына Сталиным. В связи с этим работу над третьим томом "Хмурое утро" я начал лишь в 1939 году.

После "Восемнадцатого года" я, как известно, написал две части романа "Петр I". В 1939 году встала передо мной проблема: какую из этих двух неоконченных трилогий закончить - "Петра" или "Хождение по мукам"? В это время уже с совершенной ясностью представлялось, что неизбежна мировая война. И так же ясно было, что после мировой войны я уже, разумеется, не смогу вернуться к эпохе гражданской войны - она отодвинется слишком далеко. Третью же часть романа "Петр I" возможно было бы написать и после мировой войны, что я сейчас и делаю: я приступаю к ней этим летом, чтобы закончить трилогию.

Окончание "Хождения по мукам" - роман "Хмурое утро" я начал в 1939 году и, как уже говорил раньше, кончил его ровно 22 июня 1941 года. И я не жалею, что между второй и третьей частями был такой длинный перерыв, потому что за это время я сам, в своей жизни, в своем отношении к жизни, к действительности, к нашей борьбе стал относиться гораздо более зрело, гораздо более углубленно.

Тему трилогии "Хождение по мукам" можно определить так - это потерянная и возвращенная родина. Дело в том, что ощущение родины на рубеже первой мировой войны и даже в первую мировую войну в среде интеллигенции было ослаблено. И только за эти 25 лет новой жизни, и в особенности в преддверии ко второй мировой войне, стало вырисовываться перед каждым человеком глубокое ощущение связи, неразрывной связи со своей родной землей. Мы пришли к ощущению родины через глубокие страдания, через борьбу. Никогда на протяжении, может быть, целого века не было такого глубокого и острого ощущения родины, как сейчас. Всего этого я не мог бы понять в 1927 году, когда писал "Восемнадцатый год".