Алексей Толстой - Публицистика

Павильон воздухоплавания построен в виде носовой части кабины аэроплана. Внутри - модели новейших машин, моторы, отдел сложнейших и тончайших приборов, диаграммы, макеты, демонстрирующие историю развития воздухоплавания. Для любителей ощущений устроена подвесная спиральная лестница под самый купол центрального зала, - она с виду хрупка и зыбка, и вы поднимаетесь будто по воздуху.

Павильон элегантности - создание Парижа и возможен только в Париже. Здесь нет платьев и верхних вещей, которые можно надеть. Здесь выставлены "идеи" платьев и верхних вещей. Вы входите в странное помещение, - все из грубой глины или гипса, покрашенного в цвет топленого молока. Гипсовые занавеси, гипсовые своды, напоминающие пещеру, какие-то прихотливые очертания, напоминающие о деревьях, намеки колонн. В стенах - грубые ниши, и в каждой сверкает одинокий флакончик духов. Вы спотыкаетесь о лежащую прямо на полу пятиметровую глиняную бабищу, которой место на скифском кургане. У пещерных стен, озаренные сильным светом скрытых ламп, неоконченные, грубо слепленные женские фигуры без лиц, застывшие в каком-то дьявольском изломе. Это манекены, и на них - "идеи" платьев и драгоценных манто из советских мехов. Маленькие, как в аквариуме, окошечки в стене, где выставлено в каждом по одной паре ювелирной работы туфелек. Отделы женских причуд, белья, перчаток из крошечных перьев, огромных шляп и т. д.

Это все действительно элегантно. И хотелось бы, чтобы эти осуществленные платья, и шубы, и туфельки носили бы счастливые женщины из счастливой страны.

Интересен павильон железных дорог. В нем в подземном гараже стоят целые поезда разных стран, оборудованные по последнему слову техники и комфорта. Дизельные паровозы и автомотриссы. Там же - разрез настоящего паровоза; линии лампочек разных цветов показывают образование и движение пара.

Какая-то фирма, изготовляющая стекло, поставила павильон из стекла. Он весь прозрачен, в нем все стеклянное - и стены с узким стальным каркасом, и пол, и потолки; из стекла даже лестничные ступени, по которым страшно ступать, так как они утверждены только на двух опорах и гнутся под ногой. И здесь же особый прибор демонстрирует упругость этих стеклянных досок толщиной в сантиметр.

Нужно еще отметить один из лучших павильонов на выставке чехословацкий. В нем с большой любовью показано единственное в мире художественное стекло - чудеса стеклодувов. Фарфор. Инструменты. Кустарные изделия. И внизу - тоже как произведение искусства - гигантский коленчатый вал для дизеля весом в 37 тонн.

О нашем павильоне я здесь не упоминаю. О нем уже много писали, и, кроме того, о нем нужно писать отдельный фельетон.

О СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В 1921 году Советская Россия представляла картину населенной местности после урагана. Все было опрокинуто: архитектура социального строя и бытовые отношения. Все смешалось: моральные понятия, обычаи, представления. Диалектика революции была понятна сотням тысяч, но не миллионам. В реальность построения в России социализма верили путиловские рабочие, но не верили некоторые оторванные от действительности "теоретики" Коммунистической партии. Генералы чистили сапоги на улице, дворник управлял городом. Сын учил отца новой жизни. Деревенская баба, которую еще два года тому назад муж безнаказанно бил вожжами, избиралась председательницей сельсовета.

В такой обстановке появились первые книги молодых советских писателей. Это были первые "пузыри жизни", первые попытки понять и разобраться в том, что случилось...

Советская литература первого периода (я считаю его от конца гражданской войны до начала строительства первой пятилетки) носит все следы изобилия сырого материала, стремление к гигантским масштабам и часто - отпечаток дилетантской неопытности художника.

Литература этого времени оперирует глыбами материала, рисует огромной кистью, ярко, условно, неряшливо. Герой литературы - человеческая масса, толпа. Человеческие персонажи не дифференцированы, это скорее огромные контуры людей, контуры, налитые страстью и темпераментом, присущими массам... Наиболее мощным, наиболее выразительным, наиболее дерзким и конгениальным эпохе художником для этого первого периода я считаю Владимира Маяковского.

Для этого периода характерна поэзия. Это - последние песни Александра Блока и воинствующий нигилизм Есенина, деревенского парня, который пошел колесить по свету, пошатываясь от хмеля революции и плача по своей погибшей деревенской душе... Это - наиболее любимый мною из всех наших поэтов - рано умерший Эдуард Багрицкий. Его поэма "Дума про Опанаса" как бы спета самим народом, это уже эпос... Десятки поэтов блеснули за этот период. Все они отобразили величие и грандиозность надежд грозовой утренней зари революции.

Советскую прозу и драматургию этого периода я бы определил как фрагменты огромного, еще не написанного полотна истории. Здесь смешение литературных школ и методов искусства от дикого импрессионизма Пильняка до натурализма гладковского "Цемента" или "Железного потока" Серафимовича.

Кто читатель этой литературы? Не нужно забывать, что 17 - 18 лет тому назад Советская Россия была еще в лохмотьях царского наследства: 70 процентов, а у некоторых народов и все 100 процентов неграмотных. Наши книги того времени издавались тиражом в 5 - 10 тысяч экземпляров, и мы в лицо еще не знали хорошо нашего читателя. В сознании читательской массы литература играла скорее служебную роль: или как пропаганда, или как отдых и развлечение. Тогда еще все влияние было направлено к восстановлению разрушенного хозяйства. Литература была еще роскошью для широких масс.

Рубежом второго периода советской литературы я считаю начало осуществления большого плана индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства - начало первой пятилетки. Все силы страны были мобилизованы, как для великой войны. Гарантией успеха столь грандиозного замысла, как превращение в пять лет самой отсталой из европейских стран в передовую - была идея Ленина, положенная в основу нашей революции: народ таит в себе неисчерпаемый источник творческих сил. Нужно создать лишь такие условия, при которых эти творческие силы освободились и получили бы свою наибольшую эффективность.

Скептиков было достаточно при начале осуществления первой пятилетки, и скептиков, и недовольных, и врагов, и вредителей.

У советского корабля трещали мачты и рвались паруса. Иосифу Сталину пришлось крепко держать руль, ведя корабль к поднимающимся из-за горизонта очертаниям новой земли социализма, казавшейся иным неведанной, иным призрачной.

Все, все в стране было призвано на службу, в том числе и литература... Еще не дописаны романы из эпохи гражданской войны или повести из вчерашнего обывательского быта, уже ставшего сразу пережитой историей, а уже многие писатели, увлеченные водоворотом строительства, поехали туда, где взрывались скалы и валились леса для фундамента заводов и новых городов.