Владимир Набоков - Приглашение на казнь

Красиво подрумяненный м-сье Пьер поклонился, сдвинув лакированные голенища, и сказал смешным тонким голосом:

-- Экипаж подан, пожалте.

-- Куда? -- спросил Цинциннат, действительно не сразу понявший, так был уверен, что непременно на рассвете.

-- Куда, куда... -- передразнил его м-сье Пьер, -известно куда. Чик-чик делать.

-- Но ведь не сию же минуту, -- сказал Цинциннат, удивляясь сам тому, что говорит, -- я не совсем подготовился... (Цинциннат, ты ли это?)

-- Нет, именно сию минуту. Помилуй, дружок, у тебя было почти три недели, чтобы подготовиться. Кажись, довольно. Вот это мои помощники, Родя и Рома, прошу любить и жаловать. Молодцы с виду плюгавые, но зато усердные.

-- Рады стараться, -- прогудели молодцы.

-- Чуть было не запамятовал, -- продолжал м-сье Пьер, -тебе можно еще по закону -- Роман, голубчик, дай-ка мне перечень.

Роман, преувеличенно торопясь, достал из-за подкладки картуза сложенный вдвое картонный листок с траурным кантом; пока его он доставал, Родриг механически потрагивал себя за бока, вроде как бы лез за пазуху, не спуская бессмысленного взгляда с товарища.

-- Вот тут для простоты дела, -- сказал м-сье Пьер, -готовое меню последних желаний. Можешь выбрать одно и только одно. Я прочту вслух. Итак: стакан вина; или краткое пребывание в уборной; или беглый просмотр тюремной коллекции открыток особого рода; или... это что тут такое... составление обращения к дирекции с выражением... выражением благодарности за внимательное... Ну это извините, -- это ты, Родриг, подлец, вписал! Я не понимаю, кто тебя просил? Официальный документ! Это же по отношению ко мне более чем возмутительно, -- когда я как раз так щепетилен в смысле законов, так стараюсь...

М-сье Пьер в сердцах шмякнул картоном об пол, Родриг тотчас поднял его, разгладил, виновато бормоча:

-- Да вы не беспокойтесь... это не я, это Ромка шут... я порядки знаю. Тут все правильно... дежурные желания... а то можно по заказу...

-- Возмутительно! Нестерпимо! -- кричал м-сье Пьер, шагая по камере. -- Я нездоров, -- однако исполняю свои обязанности. Меня потчуют тухлой рыбой, мне подсовывают какую-то шлюху, со мной обращаются просто нагло, -- а потом требуют от меня чистой работы! Нет-с! Баста! Чаша долготерпения выпита! Я просто отказываюсь, -- делайте сами, рубите, кромсайте, справляйтесь, как знаете, ломайте мой инструмент...

-- Публика бредит вами, -- проговорил льстивый Роман, -мы умоляем вас, успокойтесь, маэстро. Если что было не так, то как результат недомыслия, глупости, чересчур ревностной глупости -- и только! Простите же нас. Баловень женщин, всеобщий любимец да сменит гневное выражение лица на ту улыбку, которой он привык с ума...

-- Буде, буде, говорун, -- смягчаясь, пробурчал м-сье Пьер, -- я во всяком случае добросовестнее свой долг исполняю, чем некоторые другие. Ладно, прощаю. А все-таки еще нужно решить насчет этого проклятого желания. Ну, что же ты выбрал? -- спросил он у Цинцинната (тихо присевшего на койку). -Живее, живее. Я хочу наконец отделаться, а нервные пускай не смотрят.

-- Кое-что дописать, -- прошептал полувопросительно Цинциннат, но потом сморщился, напрягая мысль, и вдруг понял, что, в сущности, все уже дописано.

-- Я не понимаю, что он говорит, -- сказал м-сье Пьер. -Может, кто понимает, но я не понимаю.

Цинциннат поднял голову.

-- Вот что, -- произнес он внятно, -- я прошу три минуты, -- уйдите на это время или хотя бы замолчите, -- да, три минуты антракта, -- после чего, так и быть, доиграю с вами эту вздорную пьесу.

-- Сойдемся на двух с половиной, -- сказал м-сье Пьер, вынув толстые часики, -- уступи-ка, брат, половинку? Не желаешь? Ну, грабь, -- согласен.

Он в непринужденной позе прислонился к стене; Роман и Родриг последовали его примеру, но у Родрига подвернулась нога, и он чуть не упал, -- панически при этом взглянув на маэстро.

-- Ш-ш, сукин кот, -- зашипел на него м-сье Пьер. -- И вообще, что это вы расположились? Руки из карманов! Смотреть у меня... (урча сел на стул). Есть для тебя, Родька, работа, -можешь помаленьку начать тут убирать; только не шуми слишком.

Родригу в дверь подали метлу, и он принялся за дело.

Прежде всего, концом метлы он выбил целиком в глубине окна решетку; донеслось, как бы из пропасти, далекое, слабое "ура", -- и в камеру дохнул свежий воздух, -- листы со стола слетели, и Родриг их отшваркнул в угол. Затем, метлой же, он снял серую толстую паутину и с нею паука, которого так, бывало, пестовал. Этим пауком от нечего делать занялся Роман. Сделанный грубо, но забавно, он состоял из круглого плюшевого тела, с дрыгающими пружинковыми ножками, и длинной, тянувшейся из середины спины, резинки, за конец которой его держал на весу Роман, поводя рукой вверх и вниз, так что резинка то сокращалась, то вытягивалась и паук ездил вверх и вниз по воздуху. М-сье Пьер искоса кинул фарфоровый взгляд на игрушку, и Роман, подняв брови, поспешно сунул ее в карман. Родриг между тем хотел выдвинуть ящик стола, приналег, двинул, -- и стол треснул поперек. Одновременно стул, на котором сидел м-сье Пьер, издал жалобный звук, что-то поддалось, и м-сье Пьер чуть не выронил часов. С потолка посыпалось. Трещина извилисто прошла по стене. Ненужная уже камера явным образом разрушалась.

-- ...пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят, -досчитал м-сье Пьер, -- все. Пожалуйста, вставай. На дворе погода чудная, поездка будет из приятнейших, другой на твоем месте сам бы торопил.

-- Еще мгновение. Мне самому смешно, что у меня так позорно дрожат руки, -- но остановить это или скрыть не могу, -- да, они дрожат, и все тут. Мои бумаги вы уничтожите, сор выметете, бабочка ночью улетит в выбитое окно, -- так что ничего не останется от меня в этих четырех стенах, уже сейчас готовых завалиться. Но теперь прах и забвение мне нипочем, я только одно чувствую -- страх, страх, постыдный, напрасный...

Всего этого Цинциннат на самом деле не говорил, он молча переобувался. Жила была вздута на лбу, на нее падали светлые кудри, рубашка была с широко раскрытым узорным воротом, придававшем что-то необыкновенно молоденькое его шее, его покрасневшему лицу со светлыми вздрагивавшими усами.

-- Идем же! -- взвизгнул м-сье Пьер.

Цинциннат, стараясь ничего и никого не задеть, ступая как по голому пологому льду, выбрался наконец из камеры, которой, собственно, уже не было больше.

Цинцинната повели по каменным переходам. То спереди, то сзади выскакивало обезумевшее эхо, -- рушились его убежища. Часто попадались области тьмы, оттого что перегорели лампочки. М-сье Пьер требовал, чтобы шли в ногу.

Вот присоединилось к ним несколько солдат, в собачьих масках по регламенту, -- и тогда Родриг и Роман, с разрешения хозяина, пошли вперед -- большими, довольными шагами, деловито размахивая руками, перегоняя друг друга, и с криком скрылись за углом.