Василий Шукшин - Бессовестные

-- Как?

-- А как? Так. Они знаешь какие! Перьво-наперьво я бы желала знать и быть в надежде, што он приставать не станет. И штоб не матершинничал. Табак курит... Ну, тут уж... все курют, тут не укоротишь.

-- Так ты согласная? -- изумилась Малышева.

-- Погоди-ка, не гони-ка коней. Я вот и говорю: много у меня всяких условиев получается. То -- нельзя, это -- нель-зя... А старик подумает да и скажет: "Чего же тада и можно-то?" И все наше сватовство-то само собой и распадет-ся, -- Отавиха опять мелко засмеялась. -- Вот не думала, не гадала... Господи, господи. Оно бы -- так-то чего? У меня вон товарка моя задушевная бывшая в Буланихе, где я раньше жила, тоже вот так вот: пришел старик, тары-бары, а по-томи говорит: "Давай, мол, Кузьмовна, вместе жить". И жи-ли. Он, правда, уж умер года два как... А она живет в его до-ме. И хорошо жили, я знаю. Сколько?.. Годов пять жили. Ничо, не обижал ее. К концу-то жизни люди умней делают-ся. Счас вон... поглядишь на нонешних-то... господи, госпо-ди!.. Поглядишь, и ничего не скажешь. Оно бы, знамо, и мне в покое бы дожить да в тепле... Избенка-то у меня вся проху-дилась, рада, что уж зима кончилась -- никак ее не нато-пишь. Топишь-топишь, топишь-топишь, а все как под решетом.

-- А к дочери-то почему не едешь?

-- Куда-а! Сами ютятся там на пятачке... Жила. Внуки-то маленькие были, жила. Измучилась. Все измучились. А теперь уж ребятишки-то в школу пошли, так я уж рада-радешень-ка, хоть мне эту-то избенку купили. Свой-то дом в Буланихе я продала. Когда дочь-то замуж-то вышла, продала. Кресто-вый дом был, сто лет ишо простоит. Продала, што сделаешь. Им на капиратив надо, а где взять? Он с армии демобили-зовался, зять-то, моя тоже -- техникум только закончила. Давай, мол, мама, продадим дом. А тебе, мол, потом ку-пим, если с нами жить не захочешь. Вот и жила, ребятишек вынянчила, а потом уж -- нет, давайте, говорю, покупайте мне хоть маленькую избушку. Не могу в городе, с души во-ротит. Ну помялись, помялись, нашли денег на избу. В Буланихе-то постройки дорогие, здесь подешевле, вот я здесь и оказалась. Оно бы, конешно, так-то... на старости-то лет... в тепле бы пожить... Не мешало бы.

Старик Глухов знал, что разговор у старух состоится, но какой -- не ведал. На всякий случай он надел новый пиджак, прихватил бутылочку наливки, туесок меду и пошел к Ма-лышевой.

Пришел... Поздоровался. Смутился чего-то, поставил на стол бутылку, туесок... Полез за кисетом.

-- Ты погоди с бутылкой-то, погоди, -- сказала Малышиха. -- Не торопись.

У старика упало сердце. А он уж крепко настроился на со-вместную жизнь с Отавиной, все продумал -- выходило все хорошо. Что же?

-- Выслушала я вас обоих... Конечно, эта ваша личная жизнь, вы можете сходиться... Люди с ума сходят, и то ни-чего. Но хочу все же вас спросить: как вам не совестно? А? -- Малышева бросала эти слова в лицо Глухову и Отавиной. С какой-то необъяснимой жестокостью, от всего сердца, на-болевшего тайной какой-то болью, бросала. Бросала и бро-сала, как ни краснели, ни вертелись на месте, как ни стра-дали эти, потерявшие всякую совесть жених и невеста. -- Как же вы после этого на белый свет глядеть будете? А? Да люди всю жизнь живут одинокие... Я всю жизнь живу одино-кая, с двадцати трех лет одинокая... А что, ко мне не свата-лись? Сватались. Не ходили по ночам, не стучали в окошко? Ходили. Стучали. Ты, Глухов, не приходил ко мне в сельсо-вет, не говорил, что жить без меня не можешь? Не прихо-дил? Ну-ка, скажи.

Глухов готов был сквозь землю провалиться.

-- Я по дурости... выпимши был, -- признался он. -- Я не сватался... Чего ты? Зря-то. Я, мол, в те годы, когда-то...

-- По дурости! А теперь он умный стал -- в семьдесят лет жениться надумал. Умник. А ты-то, ты-то!.. "Посмотрю, по-думаю... в тепле пожить". Эх ты, богомольница! Туда же... На других пальцем показываете -- грех. А сами? Какой же вы пример подаете молодым! Вы об этом подумали? Вы свою ответственность перед народом понимаете? -- Малышиха постучала сухими костяшками пальцев по столу. -- Задума-лись вы над этим? Нет, не задумались. Эгоисты. Народ сил своих не жалеет -- трудится, а вы -- со свадьбой затеетесь... на выпивку людей соблазнять и на легкие отношения. Бес-совестные.

-- Да какая свадьба?! -- воскликнул Глухов. Отавиха, та слова не могла вымолвить. -- Сошлись бы потихоньку, и все. Какая свадьба?

-- Совсем, как... подзаборники. Тьфу! Животный.

-- Ну, это!.. знаешь! -- взорвался старик. -- Пошла ты к... -- и выругался матерно. И вышел вон, крепко хлопнув дверью.

А за ним следом вышла и Отавиха. Какой -- вышли, вы-летели, как ошпаренные. За воротами, не глядя друг на дру-га, устремились в разные стороны, хоть обоим надо одним переулком идти -- до росстани.

Старик Глухов дал по селу хорошего кругаля и пришел домой. И плевался, и матерился, места не мог найти... Сго-ряча даже подумал: "Подожгу стервозу такую".

Он, конечно, не поджег Малышеву. Но ходить к ней за-рекся. А когда встречал ее на улице, отворачивался. Не здоровался.

А Отавиха в город ездила, в церковь, -- грех замаливать. Очень страдала старуха, встречаться с Малышевой избе-гала.

Малышева же никому, ни одному человеку в селе не рас-сказала про редкостное сватовство. И Глухов, и Отавиха ждали, что она всем расскажет. Нет, не рассказала.