Роман Сенчин - Нубук

- Я не обязан...

- Э, - Андрюха выдернул из моей руки телефон, - так вы все бабки изховорите. - Приставил его к уху: - Танюш, што там стряслось? Што за пожар? - Некоторое время слушал, серьезно глядя на дорогу, потом с усилием, с нескольких попыток, вторгся в ее монолог: - По... нет... Походи... Да твою-у... Походи, а то дам "отбой"!.. Слушай, он вообще-то прав. Ну, Ромка... Вэл ему стопроцентно вставит, если он отдаст, ты пойми. Ты вот што - ты свяжись с Вэлом, пускай он подтвердит... Да хоть мне пускай звякнет, мы пока вместе тусуемся... Ну да... Все, до связи!

- Ушлая бабенка-то выросла, - усмехнулся, опустив мобильник обратно в карман. - Столько Вэлу уже нервов попортила...

- Да знаю, наслушался их скандалов, - подтвердил я.

- И ни фиха ей не давай, ни на каких условиях! Пускай сами они разбираются... - И без перехода, но другим, бодро-праздничным голосом Андрюха озвучил дальнейший план действий: - Так, щас, значит, завернем на рынох, возьмем килохрамма три бараньехо шашлычка, купим вина, овощей каких-нибудь - и в лес. Я одно место знаю, на Охте, мы туда еще в девяносто втором ходили... Почти вроде и хород, но и природа...

Он свернул с Лиговского проспекта на Московский.

- Только, это, давай Маринку твою не ждать? Сейчас подберем каких-нибудь посимпотней. На шашлычок, да с тахими орлами поведется любая. Ха-ха! Как, не против?

Я улыбнулся, кивнул - дескать, не против.

Но на природу, к костерчику на берегу Охты мы не попали. Получилось иначе.

Вроде сперва решительно пошагали к Андрюхиному киоску за бараниной и так же решительно, как по команде, остановились у ресторанчика "Терек". Из ресторанного дворика по рынку расползался ароматный дымок.

- Зайдем глянем? - предложил я.

- Можно, - с готовностью согласился Андрюха. - Можно и продихустировать.

В итоге застряли в этом "Тереке" до закрытия, до полуночи. Выпили кувшина по три "Хванчкары", шашлыка съели бессчетно.

Андрюхину "девятку" бросили там же, где стояла, поймали частника. Он развез нас по домам.

В умиленно-добром настроении, представляя себя попировавшим горским князьком, с коробкой конфет и бутылкой "Мерло" я добрался до дому. Открыл дверь своим ключом и с порога позвал:

- Мари-иш, ты дома, солнышко? Иди встреть своего Ромашку!

Давно я так не изъяснялся, но сегодня ведь особенный день. Сегодня я снова стал полноценным мужчиной, и Марина снова стала мне по-настоящему необходима, желанна...

Она не выходила ко мне, хотя горел большой свет на кухне и торшер в комнате... Я еще раз позвал ее, недоумевая, поставил вино и конфеты на тумбочку и принялся разуваться... Может, мы просто утром второпях забыли выключить электричество, а я распинаюсь?.. Но тогда где же Маринка, ведь уже чуть не час ночи?

Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, проковылял на кухню. Долго глядел на "Мерло", решая, выпить бокальчик или повременить; в животе была чугунная тяжесть, и в то же время казалось, что еще несколько глотков вина помогут избавиться от нее... Нет, все-таки погожу до прихода Маринки. Вместе с ней... Интересно, где она шляется? Ох, лучше лечь...

Заметил ее не сразу. Уже устроился на диване, стал вытягивать ноги, но они уперлись во что-то мягкое... нет - мягко-упруго-теплое. Живое.

Я приподнялся, помню, кряхтя, придерживая левой рукой готовый лопнуть живот... Она сидела в углу дивана в своей старой черной водолазке, которую давно не носила, в черной юбке; волосы, гладко зачесанные к затылку, как у классических "синих чулков", открывали строгое, окаменелое лицо. Она смотрела прямо перед собой, куда-то в район плинтуса у противоположной стены.

- Ты чего такая? - трезвея, спросил я.

Она не ответила, даже не повернулась на мой голос, лишь губы дернулись, будто собираясь вот-вот расползтись... Секунда-другая малоприметной борьбы - и снова окаменелость.

- Марин?.. Эй, ты меня слышишь?

Откуда-то снизу, трудно, кое-как, пополз к непослушной голове страх. Но сильнее страха была досада - досада, что нельзя спокойно устроиться на диване, замереть, не спеша переваривать шашлычок, наблюдать, как играет во мне вино...

Я протянул руку и лишь чуть-чуть коснулся ее плеча. Она мгновенно вскочила и отпрыгнула от дивана. Ох, черт возьми!..

- Да что случилось-то, блин! - почти выкрикнул я. - Скажешь ты по-человечески?..

И эти мои полувыкрики оживили ее, она задрожала, как-то театрально сцепила пальцы, и вот короткими очередями полетели в меня слова-пульки и все попадали, дырявили череп, застревали в мозгу.

- Скажи... только не ври... только честно... Я думала, это у меня... что у меня женское... так бывает... Сходила в консультацию... анализы взяли... а сегодня... - ее голос стал тоньше, - сегодня сказали, что... что у меня... - Хруст пальцев. - Господи, как стыдно! - Она не воскликнула, а скорее пожаловалась, пожаловалась даже не мне, а этому своему Господу...

Я понял, что случилось, и теперь только ждал того самого, последнего, слова, чтоб убедиться. Просто ждал, не пытаясь, боясь представлять, что будет, что мне придется делать, говорить дальше.

А она смотрела на меня, ее губы прыгали и кривились; она, наверно, думала, что я не выдержу и сам скажу то последнее слово. Но я молчал. Досада сменилась злостью, злобой - ведь она возвращала меня, обновленного, полного сил, жажды жизни (отяжеление от вина и шашлыка, ясно, не в счет), возвращала в кошмар недельной давности...

- Скажи... ну скажи, - снова закусали мозг слова-пульки, пожалуйста... Ты ведь понимаешь... Я вижу... Роман!.. Я тебя хорошо... хорошо знаю... Скажи...

- Что сказать? - делая голос раздраженным, но и не понимающим, спросил я.

- Скажи, у тебя ведь?.. - Ее руки молнией взлетели к лицу, ладони закрыли его, будто спрятали; и из-под ладоней, глуховато, не по-живому спокойно, она наконец выговорила: - Сегодня мне сказали, что у меня гонорея.

Пауза. Я взял с ночного столика сигарету и закурил.

Марина стояла посреди комнаты, во всем черном, босиком, прятала лицо под ладонями. Я помалкивал, я размеренно втягивал и выпускал дым. Ни о чем не думал, а просто ждал. Как перед телевизором, сидел и ждал, что будет дальше.

Кончилась сигарета. Я затыкал оплавленный фильтр в пепельнице. Марина продолжала стоять. Я не выдержал:

- Ну и что?..

- Что... Я жду от тебя... - Тот же не по-живому спокойный голос. - Я жду... Ведь это ты...

- Что - я? Почему?

- А... - Она сбросила руки с лица. - А кто?! - Глаза вцепились в меня то ли ненавидяще, то ли с надеждой. - Кто, скажи?! Кроме тебя, я больше... я больше ни с кем...

Я невольно усмехнулся, вспомнив, как во время болезни представлял ее в темном ленсоветовском закулисье с каким-нибудь гонорейным.

- Да, ни с кем! - взвизгнула она, поймав усмешку. - Слышишь, ты!.. Отвечай сейчас же... Роман, отвечай!

- Что отвечать?

- Ты... Это ты меня з-заразил?