Евгений Попов - Прекрасность жизни

ГЛАВА 1981

Голубые этажи

Сидя на службе за государственным столом, Герберт Иванович Ревебцев мог в изобилии наблюдать и обобщать перемены, происходившие в его родном городе К. Стол стоял у окна.

Вот по улицам машины ездили полуторки и автобусы ЗИС, затем - ЗИЛ и машины МАЗ, а вот автобусы стали "икарус", и машины соответственно превратились в БелАЗ.

Молодежь ходила в широких брюках, но сузились брюки и снова расширились брюки. От значительных перемен у Герберта Ивановича кружилась голова.

Вот лето было. Вот осень. Зима. Весна. И опять лето.

И, посмотрев в окно, Герберт Иванович увидел, что мощные бульдозеры вгрызаются стальными челюстями в землю и экскаваторы вгрызаются - все вгрызаются в землю. И суетятся, машут руками простые люди в телогрейках и комбинезонах.

Герберт Иванович высунулся в форточку. Перекрывая значительный рев и шум, спросил звонким голосом:

- Это что тут такое происходит?

- Это, отец, происходит, что мы строим самое большое строительство. Мы строим Центр, напрямую связанный с прекрасностью жизни,- объяснил ему рабочий паренек, имеющий под рукавицами-верхонками заскорузлые мозолистые ладони.

Тогда Герберт Иванович прикрыл форточку и стал тихо служить дальше.

А служил он в объединении "Рембытприбор", которое занималось ремонтом бытовых приборов. Герберт Иванович считал на счетах, множил на арифмометре, делил, складывал. Что у людей сломается - они несут, а Герберт Иванович складывает, множит, делит и вычитает, что уже сломалось, а что уже починили.

Так бы и действовал он до самой смерти, но вдруг Ревебцева стала томить мечта. Томила и не отпускала.

- Я обязательно должен принять участие в возведении Центра, напрямую связанного с прекрасностью жизни. Годов и дней мне осталось не так уж много. И я сильно кашляю в последнее время, и я когда-нибудь умру. Так пусть в моих широко открытых гробовых глазах застынет это прекрасное, а не какое-нибудь другое видение.

Пошел на стройку. Там стоял, как статуя, высокий человек в кирзовых сапогах.

- Эге-гей! - кричал он.- Лево руля! Майна! Вира помалу!

Герберт Иванович подождал, пока руководитель немного разгрузится, и подошел к нему, просясь на работу.

- Нужны. Люди очень нужны. Вы будете взяты на работу,- твердо сказал человек, играя шестицветной шариковой авторучкой.

Герберт Иванович тогда по-детски доверчиво засмеялся. Ему сразу стало легко и свободно жить. "Эге-гей! Где наша не пропадала!" - подумал он, молодцевато выпрямив спину, расправив плечи, убрав живот и разгладив воображаемые усы.

- Плотницкие работы? Опалубка? Или - на бетон. А хочешь, в комплексную строительную бригаду?

- Как в бригаду? Нет. Я - специалист. Мне бы по специальности.

- А кто вы будете по специальности?

- Я вообще-то по диплому экономист, но черт с ним - могу рискнуть и бухгалтером материальной группы.

- Нам это пока не требуется,- сказал человек, и видно было - еще мгновение, и он вновь с головой нырнет в работу. Герберт Иванович растерялся.

- А я так хотел,- прошептал он.

Чуткий начальник понял его состояние.

- А вы оставьте заявление. При необходимости я вас извещу,- сказал он, разбежался и действительно нырнул в работу с головой.

И Герберт Иванович написал заявление. И стал ждать, временно находясь по старому месту, но чувствуя себя мобилизованным, званым, избранным.

Милей не было для него занятия, как, высунувшись в форточку, считать возводимые не по дням, а по часам голубые этажи Центра.

- 53... 64... 79...- считал Герберт Иванович, а сам тосковал и томился.

И вот однажды сердце старого экономиста взволнованно затрепетало, ибо он своими глазами увидел, как подъехала к сияющему зданию грузовая машина-фургон. Помедлив, распахнулись дверцы, и многие люди потащили наверх сотни картонных папок с надписью "дело".

- Эге! Будет дело! Теперь, видать, не за горами и моя судьба,сообразил Герберт Иванович, задрав голову к небесам.

И увидел в небесах маленькую увеличивающуюся точечку. Это один неаккуратный служащий, остановившись передохнуть близ открытого окна, халатно упустил вниз целую, пустую пока, папку ценой в 22 копейки.

И тут - случилось. Мелькнули ставшие крупными буквы, и "дело" сильно ударило Герберта Ивановича в широко открытый левый глаз острым углом.

Герберт Иванович побледнел. Он долго не мог проморгаться. Но как-то там боль сама немножечко прошла, и Герберт Иванович, продолжая питать надежды, не обратил на глаз никакого внимания.

И зря. Ночью он несколько раз вставал, а наутро глаз затянуло жёлтой пленкой. Резало. Предметы приобрели фантастические очертания. Слезился глаз, но идти в поликлинику Герберт Иванович не мог: по случаю субботы поликлиника не работала.

И по случаю воскресенья поликлиника тоже не работала. В воскресенье утром Герберт Иванович даже чуточку выл от боли, но к вечеру боль настолько отпустила Герберта Ивановича, что в понедельник утром он уже сомневался - а стоит ли вообще обращаться к врачу, тратя дорогие часы его и своего служебного времени.

Но - пошел. Смущало, что глаз хоть и не болел вовсе, но совсем не раскрывался. Да и постреливало вообще-то в глазу, если честно говорить.

Плотный и румяный, безусый и безбородый врач с круглым лицом и пушистыми бачками тщательно осмотрел пациента, убрал блестящие инструменты в стол и замолчал.

- Ну так что? - осведомился Герберт Иванович, прикрываясь ваткой.

- Травматический иридоциклит,- морщась, сказал врач.

По-русски жалостливо ойкнула медсестра.

- Иридоц! Надо же! Это что-нибудь серьезное?

- Очень серьезное,- понурился врач.- Прободающее ранение глаза.

- Надо же! А слово довольно красивое! - громко пошутил Герберт Иванович.

- Я поражаюсь вашему мужеству,- прошептал врач.- Ведь у вас абсцесс стекловидного тела. По-видимому, придется произвести энуклиацию.

- Вы этим хотите сказать, что медицина на данном этапе бессильна помочь мне?

- Слишком поздно, слишком поздно! Зачем вы не обратились в "скорую помощь"?! - застонал врач.

Герберт Иванович, как мог, успокоил его. А сам стиснул зубы.

- Ничто не может застить мое прекрасное виденье,- сказал он, надевая на глаз черную повязку.

После чего продолжал жить. И, надо сказать, очень старался исправить положение. Даже ходил лечиться у знахарей. Ему сказали, что есть такая лечащая знахарка. Она торгует на барахолке читанными журналами "Китай" и "Огонек". Нужно обратиться к ней.

Герберт Иванович посетил барахолку. Там было людно. Люди шаркали ногами, вздымая тучи глиняной пыли. Навязывали, растопырив пальцы, различную одежду. У входа сидели слепые - молодой человек с баяном и старушка, мятая оспой. Она держалась за фанерный посылочный ящик с натянутыми струнами.