Евгений Попов - Прекрасность жизни

- Конечно же этот президент Р., ну что о нем говорить? Русь имеет устоявшиеся традиции, Русь, кстати, почти на 800 лет старше Америки. Русский характер не терпит определенности и чужеродного диктата. Свои пожалуйста, чужие - ни-ни! К тому же - чудо. Хотите вы иль не хотите, можете спорить или соглашаться, но многое в российской истории замешано на чуде, и это, несомненно, запечатлелось в генах народной памяти. Сочетание знаменитого "авось" с "не выносить сор из избы", оно, вы поймете меня правильно, я не обобщаю и не утрирую, вкупе с бешеной талантливостью русского народа делает его весьма крепким орешком, о который обломано немалое количество зубов. Взлеты и падения, эти волны народного бытия, как волны моря, колеблющегося от мертвой зыби до шквального урагана. Я во многом не согласен с академиком Лихачевым, он, кабинетный ученый, слишком многое упрощает и идеализирует, но одно мне видится несомненным: при наличии твердой, четко выраженной, непосредственной, реальной, осязаемой конкретной угрозы вновь произойдет чудо. Русский народ, а я придаю слову "русский" весьма широкое значение, неплохо бы его сузить, вновь поднимется, как один. И ценою невиданных страданий выстоит и победит. Как писал поэт: "И каторжный Федька стреляет дуплетом..." Но я, как видите, далек и от тупого шапкозакидательства и от усложненной мифологизации. Я достаточно широк и не хуже вас осознаю реальность действительного бытия, но в чуде, этой частности, которая мгновенно станет превалирующей, я уверен абсолютно! Весь опыт моей жизни подсказывает мне, что я прав, прав, трижды прав! горячо воскликнул Петр.

Алевтина сладко зажмурилась.

- Мальчики, мальчики! - пропела она. - Друзья, идемте все сейчас к морю! Я живу у моря практически всю свою жизнь, и было время, особенно в молодости, когда я практически весь день проводила около моря, ни разу не заходя в него. Это трудно представить, но это действительно так. Я нежилась под горячими солнечными лучами, думала, мечтала, строила планы, читала как я много тогда читала! И классиков, и современную художественную, и прогрессивную зарубежную. Да, я могла в течение всего дня ни разу не зайти в море, но уж ночью - ого-го, извините! За свою жизнь я не пропустила ни одного ночного купания: мерцают звезды, ластится фосфоресцирующая вода, теплоход светящимся прямоугольником прошествует по линии горизонта, пролетит авиалайнер, светя бортовыми огнями, из степи пахнет горьким запахом полыни, и такое ощущение счастья, покоя, воли охватит все твое существо, что хочется сделать важное и полезное для Родины, что-то пьяняще кружит голову, о чем-то мечтается - ведь я родом из Ленинграда, и строгая архитектурность этого великого города до сих пор подсознательно живет во мне, несмотря на то, что мы потом оказались на Урале, где я и познакомилась с болгарином, ставшим впоследствии моим мужем. И я не жалуюсь - любо мне здесь, под нашими звездами, честно жить, трудиться в совхозе на уборке винограда, складывая его в бурты, и - любить, любить!.. И - море! Как чудно написал Борис Пастернак: "Примелькается все, лишь тебе не дано примелькаться". Идемте, а? Идемте к морю!.. Идемте все-все-все, а?

- Алевтина, ты меня извини, но сколько ты примерно зарабатываешь на уборке? - спросил Николай.

- Фильм "Лола", пожалуй, самый слабый из фильмов Фасбиндера. Но и здесь чувствуется гений, и не "сумрачный германский", а наш, скифский, "с раскосыми и жадными очами",- сказала Лана.

- Я, к примеру, не согласен с тем пассажем Лихачева, где он радуется тому, что русские всех называют "доченька", "сынок" и так далее. Родственные взаимоотношения подразумевают нахальное всовывание своего носа в чужие дела, а я этого терпеть не могу, вы знаете,- сказал Петр.

Алевтина хохотала. Море смеялось. Герой мнителен: ему стало чудиться, что все, скрытно глядя на него, ждут какого-то его решения, поскольку он был старше их, многое испытал, везде побывал, знал многих писателей, видел Шолохова.

И тут он совершил единственный в своей жизни мужественный поступок. Он вылез из шезлонга. Стараясь ни с кем не встречаться глазами, на цыпочках прошел в дом. Застелил постель чистыми хрустящими простынями. Достал с полки книгу Чарлза Роберта Метьюрина "Мельмот-скиталец". Закурил сигарету "Золотой пляж". Лег и стал читать.

Но читал он недолго, книга выпала из его рук, так что он не слышал, когда к нему пришла жена, и обнаружил ее присутствие в постели лишь утром. Светило солнце! Здравствуй, новый день!

ГЛАВА 1970

Искомые серебряные ложечки

Рассказ богатого, но несчастного человека

Вот уж, казалось бы, проведена уже и ведется громаднейшая, титаническая работа по исправлению народа в лучшую сторону. Радио говорит, телевизор показывает, газеты пишут, писатели сочиняют стихи, но наступает вечерок и - начинается!

Вот мы и видим - отщепенец Клюквин Сережа, имея полный набор отмычек, отправляется путешествовать по чужим этажам своего родного города.

Динь-динь-динь! Позвонив предварительно в звоночек, озираясь по сторонам, Сережа проникает в пустую квартирку и включает карманный фонарик.

И осветил лучик... Осветил всю имеющуюся обстановку типовой квартиры, состоящую из типовых предметов: типового платяного шкафа, типовой деревянной кровати и других типовых предметов - книг, портрета Э. Хемингуэя, карманного магнитофона "Волна".

- "Волну"-то мы, конечно, притырим,- сказал Сережа.- Но нам бы еще немного серебряных ложечек! Мы бы тогда имели полное право считать наше дело вполне удавшимся и спокойно могли бы отправляться домой.

И вор энергично принялся разыскивать серебро, но его труды сразу же потерпели крах. Потому что с грохотом распахнулась наружная дверь и тут же захлопнулась резко. Был включен яркий свет, и на кухню резво пробежал толстоватенький человечек, одетый в хорошее пальто. Этот человек был я, а вор едва успел спрятаться в стенной шкаф, где и сел уныло среди грязного белья и других нечистых предметов.

А человек, то есть я, не зря побежал на кухню одетый. Я вынул из кармана хорошего пальто бутылку водки и еще одну - гаденького сибирского винца "Рубин". После чего уж, как водится, снял пальто, надел пижамку, шлепанцы. Вор грустно глядел через глубокую щель.

А я, редковолосый хозяин квартирки, пижамки, шлепанцев, "Рубина", сел за кухонный столик, налил полный стакан водки, выпил, отдышался, корочкой занюхал, после чего раскрыл рот и завыл.

Я выл, не произнося никаких других слов, отчего на душе у вора сделалось как-то тревожно, и Сережа погрузился в печальные раздумья по поводу издержек своей профессии.

- Это чего же! - шептал он.- Не говоря уже об физической милиции... Так ведь тут и морально... Воет, как кобель, сука! С такой работой недолго и в шизарню угодить... Господи Иисусе!