Александр Михайлов - Личное дело

Мощь нашей исторической положительной энергетики - она ещё не выявлена нами. Мощь, которая дремлет в глубине веков. А ведь, выявленная, она сделает нас всех много сильнее.

ТАЙНА ЦАРЕУБИЙСТВА

Малый театр - единственный из многих театров, в котором действительно, как бы банально это не звучало, есть что-то от храма. Он всегда был центром высокой духовной культуры. Те, кто работал и продолжает в нём работать, заложили мощный духовный фундамент и создали такой высокий уровень мастерства, играть ниже которого просто стыдно. Но и дотянуться до него очень не просто.

Я не знаю, что будет завтра, что будет послезавтра, но я верю в Малый театр. Я возлагаю на него огромные надежды. Сегодня Малый театр - один из немногих хранителей традиций. И не только в силу классического репертуара; классику тоже ставят по-разному. Я очень люблю классику, а здесь есть возможность чувствовать её, нести этот замечательный священный крест классику. Это - вечность, с ней надо обращаться бережно, не пытаясь утвердить себя за счёт тех же Чехова, Толстого, Островского, но стремиться познать автора, соотнести сочинённое с сегодняшним днём, дотянуться до созданного нашими великими писателями, а не подминать их под себя, под свой только жизненный опыт.

Самый уютный для меня - Малый театр, несмотря на все сложности его сегодняшнего существования. Малый - это одно из немногих зданий, откуда мне не хочется уходить. Тебе улыбаются билетёрши, вахтёрши, костюмерши... Они получают невообразимо низкие, нищенские зарплаты, но всё равно поддерживают традиции, чистоту Малого. Исполняют свой долг. Я чувствую их причастность ко всему, что делает театр, и их боль - тоже. Я их люблю.

Ещё Малый представляется мне могучим, тяжёлым океанским лайнером. Изрядно потрёпанный штормами, местами проржавевший, но всё такой же мощный и уверенный в своём историческом предназначении, он, как и двести с лишним лет назад, неторопливо режет волну и идёт своим курсом. И никакие временные человеческие междуусобицы не способны свернуть его с этого пути.

Сегодня в этом Храме расколов нет. Мы не разделялись на группировки, у нас не было беспощадных столкновений, чего не избежали некоторые столичные театры. Происходили в своё время какие-то небольшие брожения, но они скоро прекратились. Потому что тут, в Малом, есть некая божественная аура. И без молитвы, без исповеди здесь нельзя быть: эта сцена - исповедальная. Ещё Америки не было, самого кровожадного мирового монстра, а Малый театр - был. Он существовал уже тогда, когда только начинали образовываться Соединённые Штаты. И в нём уже начинали складываться знаменитые традиции Малого, которыми мы все так дорожим, которые бережём...

Я прихожу в иной театр и ощущаю некий душевный дискомфорт: мне хочется уйти оттуда до начала спектакля. Иногда такое случается даже в некоторых православных храмах - я чувствую то, о чём сказано в писании: "И обрящется в одежды мои, и будет говорить устами моими дьявол, сатана..." И хорошо сказал иеромонах Роман: "Я боюсь тех, кто ничего не ведает о Боге, и я боюсь также тех, кто слишком много знает о Нём". Я всегда должен быть в поиске, и для меня Он всегда рождается заново. Всю жизнь.

Многие спектакли Малого привлекали и привлекают внимание людей к темам, надёжно скрытым в глубине истории, но очень важным для думающей России. А это уже - больше чем театральное искусство: это - подвижничество во имя Истины и служение ей...

Главное - в бережном отношении к истории, к прошлому. Не случайно столько сезонов на спектакле "...И Аз воздам" зал всегда был полон. Много постановок он выдержал, и в ответ ощущалась некая вольтова дуга, которая соединяла зрителей со сценой. Я не считаю этот спектакль самым удачным, но если он помогает иначе взглянуть на судьбу страны, побуждает отмести устоявшиеся фальсификации - значит, такая работа театра необходима обществу. Когда нам пытаются доказать, сколь деспотичными и кровожадными были цари России, неплохо перепроверять это - по разным историческим источникам, а не только по общепринятым, внедрённым в наши программы и сознание. Маленькая деталь, но очень важная: династией Романовых за 300 лет было казнено ...84 человека.

Николаю II, истинно православному царю, было известно своё предназначение. Он предчувствовал свою гибель и знал о ней. Но Николай II не предполагал, что вся семья будет расстреляна, вплоть до последнего, болезненного и немощного, мальчика Алексея.

И вот что поразительно. Приезжают из Афона, приходят ко мне батюшка с матушкой. Показывают фотоснимок иконы - Николай II и семья. Пишется икона за полгода до канонизации, когда противников причисления Николая к лику святых было гораздо больше, чем сторонников. И вдруг - засветка с левой стороны фотографии. Неоднократно проявляли: та же самая засветка остаётся на фотографии. И, не знаю точно, на какой по счёту проявке, но появляется в этой засветке шестикрылый Серафим, который лучом своим освещает царя Николая II. И возвращается этот луч на руки Анастасии, дочери его. И батюшка, приехавший из Афона в Россию, сказал: "Это было чудо и большое потрясение...".

В дневнике последнего русского императора есть любопытное замечание о Петре I. Не очень-то любил Николай II своего предка, за предпочтение западного уклада - российскому. Мнение это во многом созвучно и моим размышлениям. В преемственности, защите и сохранении отечественных традиций в прежние времена велика была заслуга Православия...

Наверно, это тема будущих фундаментальных исследований - какое мощное очистительное воздействие оказывает Малый театр на наше мировоззрение. Но остановлюсь сейчас на спектакле - "...И Аз воздам", а вернее - на резонансе, который был вызван им. Спектакль был поставлен режиссёром Борисом Морозовым по пьесе Сергея Кузнецова - по пьесе, может быть, не совершенной, но достаточно искренней и предельно приближённой к правде. Играл я там Вайнера. Образ этот во многом вымышленный, введённый для художественной целесообразности, хотя реально такой человек существовал. Принимал ли он участие в расстреле царской семьи или нет, остаётся тайной. В спектакле ему отведена роль третейского судьи: при всей ненависти к монархии, он пытается соответствовать заповеди Христианства "не убий". А по сути, он, как Понтий Пилат, "умывает руки".

Но речь о другом: эта постановка втянула искусствоведов в изучение очень сложного, судьбоносного для страны, периода - в тайну цареубийства. Какие круги пошли от спектакля, покажут две критические работы, написанные с разных позиций. И я привожу их (в сокращении) не потому, что как-то там отмечается вскользь и моя актёрская работа, а ради того, чтобы отразить масштаб воздействия Малого театра на умы наших современников.