Сергей Лукницкий - Отель 'Империал' - выход из WINDOWS

У понятых при виде валюты открылись рты. Грудастая быстренько подсчитала в уме, сколько всего выловили следователи, губы ее задрожали, и она стала громко поносить каких-то "тварей" и "негодяев" за то, что ей так плохо живется. По всему видно было, что у женщины шок. Серафимова попросила секретаршу заняться ею, а заодно набрать номер зампреда.

-- Альберт Вольдемарович, я -- следователь прокуратуры Серафимова. Попрошу вас зайти к нам, в кабинет Адольфа Зиновьевича Финка. Немедленно.

Голос следователя -- ржавый, прокуренный, ставший уже похожим на голос артиста Ливанова, сыгравшего Шерлока Холмса, -- этот голос выбил зампреда из колеи, заставил подчиниться. Серафимова засекла время. Раньше чем через десять минут зампреда можно было не ждать -- лабиринты.

Еще во внутреннем сейфе лежал старый за-гранпаспорт с десятком отметок на нескольких Шенгенских визах и обычный российский. Но ничего разъясняющего, зачем Финк собирался ехать за границу и на каком основании, в сейфе не было.

-- У вас накануне была зарплата? -- спросила Серафимова, вспомнив про получку Евдокии Григорьевны, которую пообещал ей выдать Финк перед смертью.

-- Если это его зарплата или трудовые накопления, то я -- Мария Стюарт! -- воскликнула понятая, снова вбегая в кабинет.

Волосы ее растрепались, прядь выбилась и свисала теперь поперек всего лица, глаза запали и взгляд стал такой беспомощный, отчаянный, что Серафимовой стало жалко женщину, как если бы она и впрямь была Марией Стюарт, попавшей в плен к Елизавете.

-- Я не об этом, я вообще спрашиваю.

-- Нет, что вы, -- отрешенно ответила Галочка, -- зарплату в начале месяца выдавали.

-- Задерживают?

-- Нет, тьфу, тьфу, тьфу... -- сказали понятые и Галочка в один голос.

-- Забыл сообщить, -- воскликнул Братченко, -- у нас поговаривают, что на этой неделе и нам дадут, за март. И еще, Княжицкий просил передать предварительное заключение.

-- Витя, я научу вас когда-нибудь думать головой, здесь же посторонние люди...

-- Да это еще неточно...

Серафимова постучала себя по лбу, глядя на Братченко рассеянным взглядом. Одновременно постучали в дверь приемной. Это явился зам-пред. Галочка и Братченко пошли открывать, и Нонна Богдановна отметила, что сегодня Витя опять нарядился, словно в ресторан. От него исходил резкий запах "Сафари", грудь его вздымалась, показывая всю мощь грудной клетки.

& ГАЛОЧКА

В шесть часов вечера следственная группа выносила из Госкомимущества груды собранного материала, для чего им в помощь были выделены рабочие. В холле первого этажа, перед вахтер-ской, собрались сотрудники, наперебой обсуждая событие. Серафимова попыталась прислушаться. "Госкомимущие" граждане как заведенные спрашивали друг друга:

-- Вы слышали?.. Старик, ты слышал?.. Знаете, что с Финком?... Да слышал, слышал... Ужас-то какой!

Зампред, к удивлению Серафимовой, показался ей удрученным, жалеющим о председателе и желающим всячески помочь следствию. Но о деньгах ни он, ни заместители самого Финка, вызванные Альбертом Вольдемаровичем, ничего не знали. Решено было на этом поставить запятую и считать первый осмотр кабинета Финка законченным. Серафимова сообщила зампреду за чашкой кофе, где находится труп, некоторые подробности убийства, а также приблизительное время, когда можно будет хоронить. Альберт Вольдемарович взял заботы о проводах коллеги на себя и под свою ответственность.

Перед уходом Серафимова заглянула к Галочке, которая так и сидела на своем рабочем месте, отвернувшись к окну.

-- Галочка, Галина Тимофеевна, спасибо вам за помощь. Теперь будем вас вызывать к себе, в прокуратуру, вы уж не пугайтесь и не обессудьте. Ваши показания -- главные на сей день. А на прощанье скажите, пожалуйста, откуда фамилия такая -- Финк? Я посмотрела в личном деле -- родители с Поволжья...

-- Да, немецкая фамилия, -- кивнула Галочка, -- его родители -- вроде бы бывшие военнопленные, осели в России.

ПАН ХОУПЕК

Подходя к своей "Волге", Серафимова полезла в карман за сигаретами и вместе с пачкой достала сложенный вдвое конверт. Это был фирменный конверт гостиницы "Метрополь", в котором Братченко обнаружил билет в Карлсбад. Братченко уже завел свой "жигуленок" и выворачивал с обочины на проезжую часть. Нонна Богдановна заглянула в конверт. Очень маленький бледный листок "факсовой" бумаги, сложенный и чуть ли не проглаженный утюгом, гласил о том, что некий гражданин Европейского Союза, житель волшебного Карлсбада херр Ганс Хоупек от имени своей фирмы "Dostal" имеет честь пригласить Адольфа Зиновьевича Финка на крупнейший курорт мира в качестве делового партнера для подписания контракта. Текст был повторен по-чеш-ски. Вверху листа значились данные фирмы, очевидно, оригинал приглашения был напечатан на бланке. Адрес и телефон фирмы Серафимова уже в машине переписала в свой блокнот, так как факсовая бумага недолго хранит свои тексты.

БРАТЧЕНКО

Вечером позвонила Серафимова. Сосед поднял трубку и передал ее Вите.

-- Что у вас там? -- спросила Серафимова, сообразив, что Витя и сосед находятся в одной комнате. -- Посиделки?

-- Да нет, Нонна Богдановна, у нас тут здоровый досуг, сосед бильярдный стол купил, так мы вторую ночь не спим.

-- Смотрите, чтобы это не отразилось на вашей психике, у следователя должен быть трезвый и ясный рассудок, а у вас и без бильярда...

Они жили в десяти минутах ходьбы друг от друга. По ее голосу Братченко понял, что ей тоскливо и делать нечего. А когда одинокому человеку делать нечего, он начинает думать. Эти раздумья заканчиваются затяжной депрессией, а то и истерикой по поводу неудавшейся жизни или сострадания невинному дитятке, уж это Витя знал по себе.

-- Что-нибудь случилось, Нонна Богдановна?

-- Ничего не случилось. Прогуляться не желаете?

ПРОГУЛКА

Над Покровскими воротами сгустилось небо, став свинцово-прозрачным, потускнели очертания деревьев вокруг пруда, почернела земля. В воздухе парило, заканчивался первый по-настоящему весенний день.

-- Завтра почки лопнут, -- прервала молчание Серафимова, -- зазеленеет. Я, знаете, очень люблю эту пору в Москве, когда еще не жарко, свежо, но солнце -- как у нас. Из моего детства солнце.

Она была в легком коротком голубом плащике, привезенном подругой из Польши. И без того обладавшая яркой внешностью и индивидуальностью, что далеко не одно и то же, Серафимова любила броские наряды, подбирала со вкусом платки, сумки, зонты. Ей очень нравились длинные зонты-трости, это была ее страсть: с деревянными загнутыми ручками, с металлическими наконечниками, красивых сочных тонов или темные, они стояли в ее прихожей, как коллекция рапир у фехтовальщика.

-- Что у вас с Княжицким? Почему вы устроили сегодня утром скандал в машине?