ОСанчес - О'Санчес

Неигровые фильмы о дикой природе готов смотреть всегда, в ущерб новостям и даже документальным фильмам о человеческом прошлом и настоящем. Подводный мир, надводный и надземный, и подземный, птицы и насекомые, хищники и совсем уже планктон — съемки всего этого крупным планом превращают меня в зеваку. Особенно любопытно наблюдать за жизнью хищников, но здесь вдруг, в процессе осмысления своего любопытства, обрел я два новых знания. В первую голову постиг я, что мне, человеку, хищнику по природе, никогда не избавиться от этого пристрастного интереса к тотальной войне живого против живого. Второе знание оказалось более "шоковым"…

Животные — никудышные вояки.

Кашалоты, акулы, кальмары, львы, тигры, удавы, крокодилы… Охота на травоядных и внутривидовые битвы за право спаривания, нападение акулы и собачьи бои(ненавижу), косатка и тюлень, медведица и волки…

Всюду одно и то же: неспешность и "неуклюжесть".

Вот сцепились большой бурый медведь и огромный барсук, который, все же, в десятки раз меньше медведя. Казалось бы, один бросок, единственный удар лапой — и улетел малой в барсучью Валгаллу, так ведь нет! Оба пугают друг друга, пятятся, фыркают, замирают на десятки секунд…

А вот банда львов, истомленных недоеданием, подкрадываются к горе свежезаготовленного протеина, который усваивает здоровенная стая гиен. Все участники голодны и пьяны видом, вкусом, запахом крови, но и здесь чудеса: львы на брюхе придвинулись к одному боку, гиены, визжа, отодвинулись к другому — банкет продолжился и один только старый буйвол расплатился за него натурою…

Не-е-ет, за свою человеческую жизнь я привык к другим скоростям: реальный кирпич в руках или кинематографический меч куда быстрее стремятся к результату и достигают его. Да, конечно, и человек неуклюж в реальных драках, если он не Джеки Чан в удачном дубле, но зато он убивает все подряд, без разбору: курицу, комара, неверную супругу, куда скорее косатки и, как правило, под горячую руку и на сытый желудок.

И если разница между акульей атакой в игровом и документальном кино так обескураживающе велика, то уместно предположить, что разница обусловлена человеческим антропоморфизмом и привычкой "мерить по себе".

Да, сам-то по себе вывод не нов: человек — опаснейший хищник земли… Но одно дело впитать это знание за школьной партой, абстрактно, вперемежку с восхищением перед чудесами собственного интеллекта и гуманизма, а другое дело увидеть вдруг, что это самая что ни на есть человеческая натура, слегка подмакияженная в облик гигантского крокодила, ползает по голливудскому экрану…

Это было вступление, а хочу я рассказать о том, как в битве за одну единственную жизнь столкнулись интересы человека и нескольких его синантропов. Зачем? Сам не знаю — и рассказ в память врезался, и имеет прямое отношение к вышесказанному.

Дело было в Петербурге, на улице Новикова, "под проводами", куда один мой близкий друг вывел погулять собаку.

"Под проводами" — это широченное пространство по типу бульвара между двумя асфальтовыми лентами проезжей части, под линией высоковольтной передачи, только вместо деревьев и скамеек там — вытоптанная трава, щедро удабриваемая собачьим дерьмом, да автомобильная стоянка, служащая естественной южной границей месту собачьего выгула (с севера — перекресток).

Близкий друг — он и есть друг, настоящий и единственный. Сетевой и "оффлайновый", бумажный" писатель, мужчина, собаковладелец, звать Лук.

Собака — немецкая овчарка, мальчик, Гет-Корвин Унгварис-Лотт, в просторечии — Корвин, названный так в честь одного литературного героя, принца Амберского… Корвин — что называется, неласковый пес, угрюмый, себе на уме и очень недоверчивый к посторонним людям.

Корвин бегает, расставляет межевые знаки, читает собачью почту, Лук глазеет по сторонам, но так, чтобы любимец его не выпадал из поля зрения, дышит свежим смогом и смотрит под ноги, чтобы хотя бы здесь в дерьмо не вляпаться. Неподалеку от них прогуливаются две вороны. В отличие от человека, они безо всякой брезгливости ходят и по траве, и по дерьму, по их раздраженному переругиванию понятно, что с перспективами на обед у птичек неважно.

И так случилось, что из подвального окна соседнего дома выскочила огромная крыса и помчалась зачем-то поперек улицы, к худосочному кустарнику, который назло почве и атмосфере рос тут же, "под проводами". Огромная рыжая крыса, почему-то с облезлой спиной, как успел заметить человек, быть может — старая. Определить ее пол он не сумел, да и не стремился к этому, да и было это абсолютно не важно для последующих событий, поскольку запрет на разнополые драки если и действует среди млекопитающих — то лишь внутри вида: тигр нападет на буйволицу и не покраснеет от стыда, съест и не задумается, что она мать и женщина, а он поступает не по-джентльменски…

Корвин тотчас уловил движение в траве сбоку и ринулся туда. Существо оказалось еще меньше кошки и, вдобавок, не такое колючее на вид, как ежи в лесу — это интересно! Подумал Корвин и сделал выпад.

Крыса увернулась и помчалась дальше… и замерла. Видимо, она ошиблась в расчетах и дыры, куда она собиралась ускользнуть от чудовища, не было. И крыса приняла бой! Она прыгнула навстречу догнавшему ее псу, прыгнула вверх, к морде, чтобы укусить, но пес легко уклонился и клацнул челюстями еще раз. И оказался точнее. Человек видел, как крысиное туловище оказалось между двумя рядами зубов… сейчас… Но пес не сомкнул челюсти, а мотнул головой и крыса отлетела в сторону. "И всегда так", — со смутным удивлением отметил про себя хозяин, — "со всей дури, с маху, никогда не цапнет, ни пса, ни кошку… Разве что человека, да и то, если тот неожиданно "личную" территорию нарушит…"

Лук растерялся. Ему доводилось убивать животных на охоте и в санитарных целях, но там были веские причины, или хотя бы повод, успокаивающий совесть, а здесь… Корвин, в полном восторге от безопасного приключения, скакал и кружил возле крысы, которая уже не делала попыток убежать, а только злобно пищала и вертелась — чтобы морда к морде, зубы на зубы… Отцепленный поводок в руках, но можно схватить за ошейник и оттащить. Если схватить точно и твердо — не цапнет, даже в азарте. Нет, человек не боялся своего пса и при случае не раз демонстрировал тому превосходство человеческого гения и кулака, но — ведь охота, добыча — любой взбесится, если отнимают…

Корвин еще щенком усвоил, что весь он, от носа до хвоста — хозяйский, живет от щедрот его и в доме его. Захочет хозяин — ошейник с поводком наденет, а то и намордник, захочет — на дачу увезет, эх, почаще бы, рассердится — накажет, или накричит.