Всеволод Иванов - У

Сначала и не поверили, а затем решили, что с женой развелся, рассказывают, что в Москве много таких, с женой разведутся, она ушла неизвестно к кому, знакомого позвать невозможно, может быть, она к нему и пошла, ну и приглашают первых встречных, и вот, как разведутся, обязательно такой обед устроят.

- Сносно сказано,- завопил доктор.- Расставляйте закуски, Егор Егорыч, я Трошина позову.

Я спустился в погреб, поставить петуха, но затем вижу: сундук открыт. Ясно, психологически рассуждая, он признает свой проигрыш и не дорожит своей пищей. Это на языке психологии назы-вается... "Рассаживайтесь, ребята. Главное, промолчать, здесь только не обижать человека, главное в нашем деле,- осторожность". Он исчез. Каменщики расположились рядами, один выше другого

Комнатенка наша набилась до невероятия.

- Отличная закуска,- сказал каменщик.- Успеем ли в перерыв обмозговать?

- Калуцкие да не успеют?! Успеют. Где хозяин-то? А... вот и хозяин!

Доктор проталкивал заспанное лицо Тереши Трошина. Я напряженно смотрел, чем это кончится. Т. Трошин, конечно, не узнал свои закуски.

- Не к нему ушла? - спросил каменщик, наливая водки, затем раздумал и хватил хересу.

- Нет.

- А то что-то он скучный.

- У меня сегодня вечером крупная вечеринка, хочу, знаете, Черпанова вовлечь в игру, что-то он скучный, вот и готовлюсь, на какую бы он игру пошел... есть... и вот вина. Отличное вино. Где достали?

- Он достал,- сказал каменщик, указывая на доктора, уже захмелев,- то есть до чего чуд-ной гражданин. Непременно, значит, жена сбежала. Ты ее только не бери, она сволочь. Конечно, Москва, от Москвы мы, несомненно, ждем чуда, учимся, воспитываемся, перед нами разворачи-вается новый мир, и разве не чудо пятилетка, где мы не работали и чего только не разбирали и не сооружали, и везде пьют преимущественно на тему, что развелся с женой. Везде. Я как бригадир утверждаю, приходит мокрый человек, в лоск пьяный.- Он погрозил пальчиком, величиной с огурец, доктору и сказал: Вижу, что уже предварительно напился и теперь говорить: не пью. Приходит в лоск пьяный и говорит: "Вы калуцкие?" - "Калуцкие". "Хочу выпить за калуцкую губернию!" "А кто ставит?" - "Я ставлю".- "На скольких?" - "На всю бригаду".- "Да нас пятнадцать!" "А на всех пятнадцать".- "Кишка тонка".- "Пожалуйста, можете проверить, об заклад - ставлю золотые часы".

Бригадир показал золотые часы и, держа их на мизинце, вышиб пробку, крякнул, положил перед собой голову поросенка, ломоть хлеба, прожевал и, еще хватив, отдал часы доктору.

- Тут я подумал, что непременно с бабой развелся, и баба та из Калужской губернии. У нас бабы ехидные.

Доктор, здесь я только заметил, что он ничего не пьет, а чрезвычайно внимательно наблюдает, как никто не желал угощать Трошина, его очень ловко обходили, все они почему-то решили, что жена доктора непременно ушла к Трошину, и его ловко обносили, я заметил, и у него просонь проходила, и он уставился в голову поросенка.

- Позвольте, но у вас поросенок? - протянулся Трошин к поросенку. Плотник почему-то чрезвычайно был обижен.

- Ты, брат, не тянись, еще жену взял, да и поросенка сожрать хочешь. Сосунок,- подтвер-дил он, все пили из единственного стакана от бритвенного алюминиевого прибора доктора.- Но к тому же, вы вегетарианец.

- Ухо! Могу ли я отведать ухо? - вещь почти вегетарианская.

- Выдать Трошину ухо!

Доктор наблюдал за ним, выбирая момент, когда можно ему сказать, что самое легкое и благоприятное впечатление - от шутки, чтобы всех развеселить и все бы посмеялись, но Трошин делался все мрачнее и мрачнее, белобрысый каменщик слопал, хрустя, хрящеватое ухо, поднес ему стакан и ловко опрокинул его себе в рот, спустил перед его вытянутыми губами пузырьки, естественно, что доктор не мог найти места для вступления с шуткой.

Каменщики уже начали обниматься и целоваться. И когда они сплелись, обнявшись, откинув-шись, и запели что-то калуцкое, Трошин, увидев разгромленные припасы, спросил, откуда это, и доктор, который вообще ложь в данном случае считал излишней,- попросту говоря, я, увидев кулаки и побагровевшее, одутловатое и налившееся кровью лицо Трошина, выскочил, с трудом пробившись сквозь запах каменщиков.

У дверей стояла Сусанна, и чрезвычайно близко от нее Черпанов.

Утверждаю, что вчерашнюю неудачу он хотел наверстать сегодняшним успехом.

- У вас есть твердые убеждения, что вы провинциал? - спросила томно и протяжно Сусанна.

Я по ее голосу понял, какова она и почему ей завидует ее сестра; если она может и способна сдерживаться и теперь даже, если б Черпанов сказал, что он не провинциал, она, уже решившись, едва ли бы сдержалась. Словом, они сближались.

- Вы, если способны, отвернетесь,- сказала, и все это проделано было с тем, чтобы я передал доктору, или из подхалимажа, или потому, что эта нелепая девица действительно думала, что Черпанов провинциал.

В другое время я бы отошел, но здесь я с полной безнадежностью попер за ними. Очень мне хотелось избегнуть кулаков, и вообще мне драки надоели, но и оттуда я видел, что спор разгора-ется и что Трошин обижен и тем, что съели его закуски, которыми он желал угощать Черпанова, и что еще более обидно,что он пробовал вина, но и не узнал их, во-первых, а во-вторых, ему и не дали поесть.

Мы вошли в комнату сестер.

Я думал, что объяснение затянется надолго, но Черпанов, не смущаясь моим присутствием, приступил к такому детальному обследованию, что я потупился - и все-таки не уходил, просто хочется иногда повергнуться в пакость. Я тщательно разглядывал белый сундук, обитый жестью, громадного кота, дремавшего на нем. "Какая девическая чистота комнаты!" - услышал я за сопением голос доктора. Они не разошлись. Черпанов изогнулся и убрал что-то - точно, он провинциал, грубый и безнадежный в данном деле. Доктор стоял мокрый. Улыбаясь.

- Он не понимает шуток,- сказал он брезгливо.- Кроме того, говорит, что пища Ларвина, с которым он в пае, и вино его. И если даже выиграно пари, и слушать не хочет о нем, то я обязан был тратить вино. Они облили меня водкой...

- Да вы мокрый.

Доктор хотел сказать, что высох бы мгновенно, если б она прислонилась так же, как она прислоняется к Черпанову, но он не мог сказать этого еще и потому, что смотрел смущенно в пол и сам не понимал, я думаю, как он сюда попал, и, возможно, он даже нашел фразу, но, несомнен-но, потерял ее немедленно же. Я вначале подумал даже, что он трусит, нет, он не мог трусить, это ему и в голову не приходило, он просто пригласил нас быть свидетелями, в частности, меня и Черпанова, в его споре с Трошиным.

- Вы же мокрый,- повторила Сусанна, глядя нагло на Черпанова, тот только извивался и сопел.

- Есть способ вас высушить.

Доктор был чрезвычайно обрадован, он держал в руках сверток. Он молчал и потуплялся еще больше, но бумажный сверток все-таки не отслонял от себя.