Владимир Чивилихин - Елки-моталки

Пина срубала мелкие деревца и кусты, собирала и откидывала их, снова бралась за топор.

- Думаю, кто это тут тюкает? - Родион шел по просеке, улыбался.

- Нечего подглядывать! - Пина опустила топор.

- Выходит, только тебе можно?

- Стой-ка! Стой! - крикнула она, быстро приблизилась к Родиону, подпрыгнула и звонко шлепнула его ладонью по лбу. - Комар, - пояснила Пина и расхохоталась, увидев, что Родион стоит столбом и оторопело глядит на нее. Она протянула ему руку. - Ну ладно, не обижайся! Ну на, откуси! Откуси!

Родион, не отрывая взгляда от ее глаз, в которых прыгали веселые чертенята, схватил ее пальцы и прижал к губам. У Пины перехватило дыхание. Она вырвала руку, отвернулась, покраснев густо, будто ее обстрекало крапивой, а он одним движением выклинил свой топор из лесины и ушел по просеке в кусты. Скоро оттуда донеслись удары топора и треск сучьев.

Пина глубоко, с наслаждением вздохнула, засмеялась счастливо и огляделась. В глубине леса шумели пожарники, слышались треск и удары, и Родион вблизи ворочал какие-то коряги. А лес уже остывал, готовился к ночи. Солнце склонилось за деревья, и сюда пробивались редкие его лучи, но уже ничего не могли согреть, только больше оттеняли густой лапник, что печально, обреченно вис к земле. Потянуло прохладой по земле. Пина задумчиво подобрала топор, взялась рубить.

Комары к вечеру осатанели. Они гудели зыбким облаком над головой, лезли в уши, глаза. Пина отмахивалась от них, а они еще больше свирепели. Ничего, пускай едят, не съедят...

Темнело, когда с дальнего конца просеки прибежал Бирюзов.

- Шабаш! - кричал он. - Не видно уже, по ногам можно секануть. Бросайте! Родя, хватит!

Когда собрались все у костра и Пина начала разогревать варево, Родион накинулся на еду. Он ел сосредоточенно и углубленно, жевал всухомятку что ни попадя, иногда оглядывал небо, уже проступившие меж крон звезды, рабочих, что вповалку лежали вокруг костра, и - мельком - Пину, хлопочущую с посудой. Уже в кромешной тьме Бирюзов принес ведро с водой, палатку с вертолетной площадки, поднял людей ее разбивать.

- Давай, мужики, давай! - приговаривал он. - Шевелитесь, а то комарье вас высосет до костей.

- На комаров-то нас хватит. Прокормим, Саня.

- И ты нас зазря не погоняй!

- Да он не нас, робя. Понимать надо...

Санька и Евксентьевского заставил расстилать на траве палатку, и Гришку, и Баптиста. Все в одинаковых комбинезонах, они уже плохо различались в неверном свете костра, только Евксентьевский давал знать о себе - постанывал тихонько, озирался, вглядывался в темноту, прислушивался к лесным шорохам.

- Помочь бы вам, - сказал Родион. - Однако я еще долго есть буду...

В темноте сдержанно засмеялись:

- Да мы уж сами! Рубай, старшой.

Палатку натянули, уселись ужинать. Меж деревьев трепетал багровый свет. Там то вспыхивало, озаряя небо, то затихало, и огонь казался совсем близким. Евксентьевский ел неохотно, кидал тревожные взгляды в сторону пожара. Пина заходила к Родиону то с одной, то с другой стороны, подливая в его чашку супу. Он же, избегая глядеть на нее, долго хлебал, потом ел толченую картошку, а под конец соорудил свое фирменное блюдо - налил в кружку кипятку, темной заварки добавил, опустил кусок масла, насыпал сахару, соли. Привалившись к какому-то мешку, он пил эту смесь мелкими глотками.

Первая, оглушающая усталость уже сошла со всех. Пожарники курили у костра, наслаждаясь отдыхом и тишиной. Переговаривались, но Пина слушала плохо. Вот Родион перестал вздыхать над чаем, улыбается чему-то, и Пина тоже прислушалась. Говорил Гришка:

- Такую халтуру как было не спрыснуть? Заходим, рассаживаемся, я кричу: "Смертельную дозу!" А официантка уже знает. Несет. "Да нет, - говорю я, на каждого смертельную дозу". Несет еще.

- Постой, постой, Гриня! - перебил его чей-то заинтересованный голос. Это сколько, доза-то?

- А это в одной медицинской книге было написано, - с готовностью ответил Колотилин. - Будто бы смертельная доза для человека - кило двести. А я врачам сроду не верил... Ну вот. Правда, свою норму я знал. Чувствую, что сейчас упаду, - все, как отрубил!

- Орел! - с притворным восхищением проговорил в темноте Неелов. - Ух и орел...

Из холодеющего леса трепетно и мягко летели прямо на костер бестолковые ночные бабочки и сгорали. Меж черных вершин сосен объявилась луна, светлая, большая и близкая. Она была в туманно-зеленом обводе. (Славно! Дымы, значит, не поднялись еще, не затянули небо совсем. А этот Евксентьевский-то - штучка! Ногти щепочкой опять чистит, дует на ладони. Мозоли набил, что ли? Что за человек? Весь издерганный, и характер не разбери-пойми... Где же Пина? Ага, устраивается в балагане. Ну спи, спи спокойно, Пина! Прошлую ночь, в городе-то, просидели у реки, пока не замерзли совсем, а гостиница оказалась запертой, и пришлось стучать. Эх, Пина! Так ничего я тебе и не сказал, хотя говорили все время. И тут ничего. Да зачем слова, если словами не обскажешь всего?..)

- Как ноги, Родя? - прервал Санька мысли Родиона, но тот не ответил задумчиво допивал остывший чай.

- Умаялся наш старшой, - посочувствовал кто-то из рабочих.

- Устал, товарищ Гуляев? - осведомился Евксентьевский, и Родиону послышалась в интонации его голоса прежняя издевка. - А? Устал?

Родион промолчал. Отставил кружку, откинувшись назад, нащупал в темноте сырую картофелину. Подбросил ее, поймал, и лицо у него стало совсем мальчишеское. Все выжидательно смотрели на него, а Санька растянул губы в обещающую улыбку:

- Такую штуку никто, кроме него, в городе не делает.

Родион протянул правую руку к свету и сжал пальцы. Кулак его задрожал, жилы в запястье проступили проволокой, и на пепел закапал картофельный сок.

7

Следователь. Алексей Платонович, вы больше ничего не можете добавить об отношениях обвиняемого с Евксентьевским?

- Нет. Одно только: Гуляев - настоящий парень.

Следователь. Вы будто оправдываете его.

- Я его знаю.

Следователь. А знаете, что ему грозит по закону?

- Но закон - это еще не все.

Следователь. Что вы хотите этим сказать, Алексей Платонович?

- Вы вот тоже который уже раз вызываете меня по закону, а там тайга горит. Пожаров день ото дня больше.

Следователь. А почему больше? Вы извините меня за вопрос не по существу.

- Почему не по существу? По существу! И я отвечу. Обычно говорят: "Стихийное бедствие".

Следователь. А разве не так?

- Не так. Конечно, жара способствует, но если б солнце само зажигало, оно бы давно всю землю опалило. Больше пожаров потому, что людей в тайге больше. Лес под гребенку стригут, а лесосеки не чистят. Кроме того, вы знаете, что за народ эти шатущие туристы? Или наложите сетки пожаров на маршруты поисковых партий. Интересная картина получится!