Владимир Чивилихин - Над уровнем моря

В цехе трансмиссий работал интересный парень Володя Берсенев. Мы познакомились в заводской библиотеке. Он закончил десятилетку, отслужил в армии и полтора года назад поступил к нам. Мне понравилось, что этот рабочий с обычной для ребят нашего завода биографией много, куда больше меня, читает и его суждения о книгах очень самостоятельны. Несмотря на молодость, Володя успел выработать свою концепцию жизни, которая привлекла меня завидной чистотой и оптимизмом. Иногда я без причины подходил к его станку, рассказывал о технологии резания и деталях, которые он обрабатывает, а Володя, слушая эти аксиомы, улыбался и, кажется, понимал, что я сам, не зная почему, нуждаюсь в нем.

И вот Володе Берсеневу оторвало руку. Левую, вместе с часами. Когда я прибежал в цех, Володи уже там не было, его увели в медпункт. Окровавленная рука лежала на полу, и ее фотографировали со вспышкой. Мне почему-то запомнилось, что часы показывали правильное время. У станка собралось много рабочих. Там же был директор завода Сидоров, председатель завкома, инженер по технике безопасности. Мастер держал в руках заготовку и что-то объяснял директору, жалобно восклицая: "Николай Михайлович! Николай Михайлович!" Хмурый директор перекладывал из одной руки в другую желтые перчатки, потом засунул их в карман пальто и, как бы вспомнив что-то, закричал:

- Разойдитесь, разойдитесь! Идите по местам и работайте.

Я кинулся в медпункт, но Володю уже увезла "Скорая помощь". Остаток того дня я прожил в какой-то прострации. Кто был виноват в несчастье? Теми днями, в конце октября, выпал снег, а в цехах и отделах завода было холоднее, чем на улице. Наши девчата-чертежницы сидели в пальто. Несколько дней мы почти ничего не делали, так как закоченевшие руки не держали карандашей и рейсфедеров. Но в цехах-то не будешь жаться к электрической печке, даже в такой холод надо было работать - в конце месяца каждый час дорог. Если хоть один токарь не выполнит задания, сорвется следующая операция, встанут зуборезчики, сборщики, и машину без коробки придется стаскивать с конвейера краном. Да и рабочий заинтересован - в третьей декаде самая высокая выработка, а тут праздник на носу.

И Володя надел рукавицы. Это у нас категорически запрошено. Налицо было грубое нарушение элементарного правила, и эти рваные, замасленные рукавицы вообще-то правильно фигурировали в акте о несчастном случае. Но один ;ш Володя был виноват? И без рукавиц это могло произойти, как потом объяснил мне инженер по технике безопасности. Володя после выверки детали хотел получше зажать ее в патроне, но ключ вырвался из гнезда, и парень поскользнулся на обледенелой деревянной подставке. Падая, он задел рукоятку включения шпинделя, и левая рука попала в "окно" детали...

И разве не были виноваты в случившемся этот самый инженер по технике безопасности, начальник отдела капитального строительства, сам директор? Вместо того чтобы устранить недоделки в цехах, где было установлено оборудование и уже работали люди, директор хотел до конца года побольше "освоить средств". Дополнительные деньги легче выбить, если есть крыша над головой, и не полностью застекленный, без отопления цех трансмиссий отошел на задний план, потому что везде числился сданным в эксплуатацию. И с доделками никто не спешил - три мальчишки-сантехника потихоньку ковырялись у труб, а стекла не было на складе. Правда, через три дня после несчастья не только в отделах, но и в самом холодном заготовительном цехе было как в бане. Вот так. Я же, думая в те дни о Володе Берсеневе, пришел к выводу, что его вина - лишь следствие безобразного отношения к своим прямым обязанностям всех остальных виновников несчастья.

А план октября завод все же выполнил. Пришла телеграмма от министра. Наш коллектив завоевал второе место во Всесоюзном соревновании и получил денежную премию. Это событие обставлялось торжественно. Вручались знамена, играл оркестр, произносились речи. Правильно, люди здорово работали, "несмотря на тяжелые условия материального обеспечения", как у нас повелось говорить с трибуны. Народ заслужил премию, это ясно. Только после собрания меня все мучительнее стали донимать "вопросы". До конца года на заводе произошло два других несчастья. Первый случай был в конце ноября, второй перед Новым годом. К тому времени я уже убедился, что наши "штурмовые дни" измеряются не только реальными трудовыми успехами, но и человеческими драмами, общим снижением качества работы, умень шением "ходимости" узлов машины, в том числе моих, в которых был материализован мой труд и труд моего соседа по чертежной доске - Игоря Никифорова.

В январе на заводском партийном собрании обсуждались общие итоги работы и планы на следующий, 1964 год. Опять перечислялись премии и грамоты, а я сидел, думая, может быть, чересчур категорично, о том, что эти поощрения, эта поддержка энтузиазма людей как бы затушевывает более важное, служит прикрытием бездеятельности некоторых. Когда наступила заминка, никто не брал слова, я вдруг вскочил с места и пошел на сцену.

Волновался, путался, но сказал, что хотел. Не помню, как ушел с трибуны. Помню одно - сильно хлопали. Потом выступил рабочий с главного конвейера. Он говорил о липовых обязательствах, о том, что никакого соревнования у нас нет - за последние десять дней каждого месяца выполняется шестьдесят процентов задания, что план доделываем даже второго числа следующего месяца, что в эти дни к ним на конвейер посылают слесарей и испытателей из экспериментального цеха. Потом кто-то из мастеров сказал о причинах штурмовщины, о пьянках и пьяницах. В зале еще тянулись руки, но слово взял директор. Сидоров констатировал, что на собрании, дескать, шел серьезный и деловой разговор и ему очень приятны заботы коммунистов о положении на заводе, что партком и дирекция примут все меры...

- Особо я хочу остановиться на выступлении коммуниста э-э-э... (тут ему шепнули из президиума) э-э... коммуниста Крыленко. Конечно, он человек молодой, горячий и немного поспешил, с кондачка называя причины и виновников несчастных случаев. Но в его выступлении было много толкового. Да! Стыд и позор нам, коммунистам, не обеспечившим подготовку завода к серийному выпуску машины! Мы плохо поворачивались летом, не использовали также теплых осенних месяцев. В результате нам несколько дней пришлось работать в неотапливаемых помещениях. Да, потери от брака у нас возросли, и, вероятно, рекламаций на последние партии машин будет много. И как могли мы, коммунисты нашего, правильно тут кто-то говорил, славного предприятия...

И так далее, и тому подобное... Выходило, что м ы виноваты, все виноваты. Мы виноваты в том, что строители были переброшены на другой блок зданий и работа началась в недостроенных цехах; мы виноваты в том, что на заводе нет элементарной дисциплины и даже шоферы садятся за баранку пьяными, а один из них умудрился разбить кузовом своей машины полвагона оконного стекла; мы виноваты в том, что в день получки вторая смена проходит в полупустых цехах;