Владимир Чивилихин - Про Клаву Иванову

Сын захватил все существо Клавы, однако подледной рекой текли невеселые мысли. Она холодела, когда представляла себе, как войдет в цех. Все будут смотреть на нее и про все говорить еще хуже, чем тогда, после случая с паровозом. А этот час приближался - сына уже согласились взять в ясли.

Да, трудно ей достались метры от двери цеха до сверловки. Она шла по бетонному полу, будто по зароду сена, не чая дойти до своего станка. Вот он. Все еще стоит, такой махонький и жалкий рядом с новым, радиально-сверлильным. А этот в желтом масле, нетронутый, и весь лоснится черными табличками.

Не поднимая головы, Клава привычно перебрала стопку нарядов, что лежала на станине, зажала сверло, подвела под него первый буксовый наличник. Станок знакомо зашумел, затрясся. Украдкой, из-под косынки, она кидала взгляды вокруг. Никто на нее почему-то не смотрел. И цех был почти неузнаваем. Исчезли ременные трансмиссии, передаточные валы поверху, а потолка-то совсем не было - одно стекло. Но почему никто не обращает на нее внимания? Стоп! Вот, кажется, к ней идет тяжелой своей походкой мастер. Цепенея, она ждала.

- Кормить пойдешь? - спросил мастер, отдуваясь: он у нас много лет страдает астмой. - Пойдешь?

- Нет, - ответила она, не поднимая глаз.

- Как это - нет? - Голос его был строже, чем всегда. - Что значит нет!

- Он в яслях.

- Кормить-то все равно надо... Иди, иди, ничего!

- Так он же... - Клава жалко улыбнулась. - Он же у меня искусственник.

- Вон оно что-о-о! - понимающе протянул мастер и отошел с озадаченным лицом.

Потом двое каких-то парней остановились посреди цеха и что-то стали говорить друг другу, гадко ухмыляясь и поглядывая на Клаву. Она совсем склонилась к станку и не видела, как к ним подошел кто-то из токарей. Уже потом она неприметно огляделась. Парней не было, и опять никто не смотрел на нее - все были заняты работой. Только год спустя Клава узнала, кто турнул тогда парней из цеха. Я.

К обеду прибежала из инструменталки Тамара, котенком прижалась к ней, и Клава выключила станок.

- Меня, наверно, прорабатывать собираются, - прошептала она подруге.

- Ты что? - округлила глаза Тамарка. - За что?

- За поведение.

- Вот дура-то!

- А почему они не смотрят даже?

- Кто их разберет? Может, некогда! Или договорились.

- О чем?

- А я почем знаю? Может, будто бы ты не была в отпуске.

Клава устала к концу смены, спина болела и руки. Но это было ничего, она знала, что через два дня все пройдет и усталые руки только после работы, уже дома, будут гудеть. Она убирала станок, когда подбежал инженер. Как тогда, он уперся ногой в станину, а Клава не смотрела на него. Ей было неудобно - ведь она его выселила из комнаты. Зачем это он подошел?

- Тебе мастер ничего не говорил? - спросил инженер. Он первый раз за все время обратился к Клаве. - Ты что, не слышишь, что ли? Мастер не говорил тебе...

- Думаете, что рабочая, так можно и "тыкать"? - сказала она и посмотрела на него испуганно.

- Виноват, - улыбнулся инженер. - Вам ничего не говорил мастер?

- Насчет чего? - помедлив, спросила Клава.

- Выбрасываем вашу рухлядь. - Инженер пнул ногой станок и глянул на соседний, новый. - Придется вот эту игрушку осваивать. Только он барахлит еще, а наладчика в депо нет. Вы никогда не работали на радиальном?

- Нет.

- С гидравлической подачей?

- Не работала.

- Досадно, досадно, - весело проговорил инженер. - Ну ладно, обмозгуем потом, сейчас некогда...

И Жердей пошел интересной такой походкой по цеху, как всегда ходил: он спешил - будто падал вперед, но упасть не мог, потому что вовремя подставлял свои голенастые ноги.

А в депо, как увидела Клава, действительно всем было некогда. Суматохи и шуму явно прибавилось. В механическом не разбери-пойми что творилось. Все проходы были завалены неготовыми деталями, и Клава не понимала, откуда они берутся. Может, все еще консервировали старые паровозы? Или готовили ФД - чтоб ни сучка ни задоринки! - для перегона за Байкал? Или строительство новых цехов требовало столько железа?

За весну станцию незаметно оплели толстые провода, и паровозы куда-то подевались. Старые механики собирались в "брехаловке", рассуждали о том, что паровоз - он-де машина живая, надо голову иметь, чтобы держать в порядке пар, воду и огонь, не то что в этом: включил ток - и поехал. И каждый паровоз свой характер имел. А идет-то, бывало! Попыхивает, погуживает, и парок от него, и тепло, и все втулочки в масле плавают. А этот гремит, будто мертвец костями.

Стариков можно было понять, но оправдать - никак. Сколько паровоз сжирал угля - сам, наверно, того не стоил. И товарную станцию мы бы ни в жизнь не расшили без новых машин. Паровозы эти давно в печенках у нас сидели, а мы приспособились и думали, что так и надо. Ведь в ремонте к ним без кувалды не подступить. И в поездке ребята другой раз так уработаются шатаются идут, честное слово. Покидай-ка уголек, покачай колосники, взрежь разок-другой шлак в топке тяжелыми резаками - запоешь. Да и это не все. Что паровоз требовал грубой силы - ладно, много еще разных работ, где сила нужна. Нас крушила грязища до глаз да зима. Одна поездка могла душу вынуть. По нашим местам сорок градусов - обычное дело, а тут вперед гляди, воду набирай, дышла смазывай. То золой горло закупорит, то морозом перехватит. Забежит другой раз кочегар с экипировки в "брехаловку" мазутка на нем аж гремит, не человек, а черная сосулька. И что ты ему скажешь, если он начнет после поездки уравнивать, чтоб сорок градусов снаружи, сорок градусов внутри? Пошлет он тебя подальше с твоей моралью, и будь здоров. Нет уж, старики, спасибо! Хватит.

Закоренелые наши паровозники перешли на ветку работать, сели на маневровые, чтобы как-то докантовать до пенсии. Кое-кто, правда, из старой гвардии с грехом пополам переучился, однако все больше силы набирала в депо молодежь, совсем зеленая. Мне и то они уже не были ровесниками, но ничего себе ребята подросли, не щеглы какие-нибудь. А старикам казалось, что путь их не по праву легок. Раньше человек полжизни кочегарил да помощничал, пока не сядет на правое крыло, а сейчас требовалось только образование да желание, и машинистов пекли, как оладушки.

Хуже было в деповских цехах. Котельщики, промывальщики, слесари по паровым машинам, дышловики, гарнитурщики стали не нужны, а моторы да электрические схемы враз не изучишь. Некоторые не выдержали, бросили курсы, попродавали домишки и уехали дальше на восток, куда электровозы еще не дошли. Один мой давний товарищ - Захар Ластушкин - тоже собрался. Разговор помню с ним.

- Понимаешь, Петр, - доверительно шепнул он мне, - почему еще я уезжаю.

- Ну?

- Только ты не смейся, - попросил Захар.

- Ладно.

- Понимаешь... Он один, электровоз-то, будет брать току больше, чем вся наша электростанция дает.