Татьяна Алферова - Рефлексия

В поле зрения поочередно возникали, чтоб немедленно исчезнуть: ларьки, ряды торговок с шарфами и носками в руках, переход через Московский проспект, желтые казенные стены зданий, проходная института, путаница коридоров с портретами выдающихся ученых и железнодорожников, хитросплетения лестниц, Витька, по прозвищу Длинный, оживленно, но, тем не менее, занудливо радующийся давно не виденному другу, тем паче с дамой, полуразрушенный картонный город, выстроенный на столе для съемок очередного гениального Витькиного проекта, совершенно новый клетчатый диван, дверь с колокольчиком, запираемая за длинным хозяином не дрожащей Аликовой рукой, подмигивающее припухшее веко вышеупомянутого хозяина и замечание, выглядевшее угрозой:

- Вернусь через полтора часа.

Через мгновение Алик шептал прямо в розовое гладкое колено, упиравшееся в его плечо: "Девочка, люблю, золотая моя" - все те слова, что часто говорятся в подобных случаях, но прежде никогда не употребляемые самим Аликом ни с женой, ни с кем-либо из немногочисленных подруг. А спустя месяц поздним вечером он целовал жену, как восемь часов назад целовал Вику и не только что не испытывал какого либо раскаяния, а напротив. Ситуация воспринималась совершенно естественно, словно Вика и Алла существовали в разных измерениях, и любовь к одной не влияла на любовь к другой, не мешала и не накладывалась, а высвечивала незнакомые прежде аспекты, казалось, давно решенных и вызубренных отношений. Но блаженная самоуверенная полигамия продлилась недолго. Себе Алик изменить не смог, перепутав имя, причем Алла не заметила, или сделала вид, что не заметила. Он напугался, задумался - и пошло-поехало, по кочкам, по кочкам, по ровненькой дорожке...

Какой свет качался в немытых окнах киностудии тогда, в первый раз, плясал на полированных подлокотниках дивана, на блестящих Викиных коленях неверный скупой декабрьский свет, печальный и не настоящий, как мультипликационный город на пыльном столе, торопя и побуждая новых любовников снова и снова останавливать мгновение сдавленным криком и коротким забытьем. - Ты счастлив, ты счастлив, - твердил свет, и Алик поспешно соглашался, вдыхая незнакомый еще утром, но такой родной сейчас запах ее кожи, золотистых волос, не успевших растрепаться на казенном диване без подушек. Викины ножки жили самостоятельной жизнью, выстукивая неслышную Алику мелодию, друг о друга, об пол, по ножке стола, в то время как возвратившийся хозяин поил гостей чаем из пожелтевших чашек с отбитыми ручками и щербинками по краям. - Заходите, ребята, - радушно приглашал свой в доску парень, посверкивая весьма обширной лысиной, глядя на Вику, как кот на блюдце с холявными сливками, и Алик решил, что завтра же, в крайнем случае, к началу следующей недели найдет другое пристанище, аварийный приют не для них. Ошибся, как всегда.

Сегодня, год спустя после первой встречи, Вика сидела за столиком кафе с Аликом и двумя его друзьями, с удовольствием кокетничала со всеми, включаясь то последовательно, то параллельно, как лампочка из школьного учебника по физике. Валера игриво хамил, не забывая при этом о собственной рюмке, Алик пытался определить насколько всерьез он ревнует, Володя жаждал продолжения праздника для себя лично и особо приближенных к себе, что выразилось в приглашении немедленно покинуть заведение и отправиться домой, к Володе, где им будет спокойнее. Та, что витает сверху, не сочла вечер достойным своего внимания и попросту отсутствовала. Компания согласилась идти к Володе, хотя Алика ждала дома жена, а Вику двойняшки. Валеру теоретически тоже ждали, но в разных местах, потому он мог считать себя совершенно свободным, впрочем он никогда не размышлял над тем, что может, а что нет и поступал, как хотелось на данный момент.

Володя жил совсем рядом со своим любимым заведением, где они сейчас заседали, в Угловом переулке, и это было хорошо. Но, как выяснилось через пятнадцать минут, за которые они успели добраться до нового пункта назначения, не забыв прихватить пару бутылок вина с других столиков - чтоб солнце скорей зашло - дома у Володи оказалась жена, и Вика засомневалась, что последний факт можно отнести к разряду таких же хороших. Большущая жена Леся встретила их, словно они выходили на время в магазин, хотя Вику и Валеру видела первый раз в жизни.

- Ну, что же вы мне принесли? Что, никакой жратвы? Ладно, устроим разгрузочный день, проходите. Девушка...

Вика пискнула: - Вика.

- Хорошо, Вика поможет мне накрыть на стол, а вы пройдите в курительную, пока мы сервируем ужин. - Леся величаво повела рукой в сторону кухни, сравнимой по размерам с самой хозяйкой.

Во время сервировки, которая свелась к пяти тонкостенным стаканам, банке с солеными огурцами и тарелке с черным хлебом, выставленным прямо на потертый, но все еще полированный стол, Вика догадалась, что хозяйка тоже слегка навеселе. Стало попроще, само собой прорезалось "ты, Леся", хозяйка лет на десять постарше, наверное, ровесница Алика, но какое имеет значение. Через четыре минуты стол был готов, Леся закричала:

- Джигиты, идите ужинать! Неужели дама должна сама разливать водку? Родной, ты слышишь?

"Родной" прозвучало у нее привычно, как имя, как "муж" или, к примеру, "холера" у иных.

- Идем, родная, - охотно откликнулся из кухни Володя, не двигая ни одним расслабленным членом.

- Вот я сейчас хвоста-то накручу, будешь знать, как жену не слушать! воскликнула Леся, взяла пластмассовую вешалку, лежащую на стуле, и громко стукнула в стену, отделяющую комнату от кухни. Картинка, криво висящая на стене с полосатенькими обоями, приобрела совсем уж смелый угол наклона и радостно закачалась.

- Да убоится жена мужа своего! - появившийся Володя заговорил липким басом и добавил фальцетом: - Выпьемте, девочки!

- А как же остальные джигиты? Они не будут пить? - Хорошо исполненный ужас плескался в серых с желтым ободком Лесиных глазах. Пухлая ручка с отчасти обгрызенными ногтями трагически взметнулась к объемной груди, полет ее оказался недолог.

- Леська, я отнесу им на кухню выпить, пусть поговорят? - словно извиняясь за собственный серьезный тон немного искательно отвечал грозный муж.

- Вы, мужчины, делаете со мной, что хотите, - трагически произнесла его крупнейшая половина, перекрывая дверной звонок, на который вышел все тот же Володя, не забыв прихватить бутылку и пару рюмок.

- А где родная? - раздалось из коридора.

- Это соседка, - быстро пояснила Леся и загудела, - проходи, третьей будешь!

- Я без родного пить не желаю, - произнесла вошедшая тетеха в лиловых лосинах и веселенькой розовой с люрексом футболочке, простодушно облегающей тяжелую соседскую грудь, вызывающую в глубинах памяти легкое волнение, увенчанное цитатой, типа "советское - значит отличное". Почему советское? А кто знает, дело, вероятно, в бескорыстном, читай, бесплатном изобилии.