Лидия Чуковская - Софья Петровна

- Записываться? - спросила она, подняв голову. Потом села и вынула из портфеля измятую бумажку и карандаш.

- Да я, собственно, не знаю,- растерянно произнесла Софья Петровна.- Я пришла поговорить о сыне, которого по ошибке арестовали в Свердловске... Понимаете ли, просто как однофамильца...

- Говорите, пожалуйста, тише,- с раздражением оборвала ее женщина. У нее было интеллигентное, усталое лицо.- Списки отбирают, и вообще... Как фамилия?

- Липатов,- робко ответила Софья Петровна.

- 344,- cказала женщина, записывая.- Ваш номер 344. Уходите отсюда, пожалуйста.

- 344,- повторила Софья Петровна и снова вышла на набережную.

Толпа все росла.- Ваш какой номер? - то и дело спрашивали Софью Петровну.- Ну, вам сегодня не попасть,- сказала ей одна женщина, повязанная платком по-крестьянски.- Мы-то еще с вечера записавшись...- Список где? шепотом спрашивали другие... Было уже светло: наступил день.

И вдруг вся толпа кинулась бежать. Софья Петровна побежала со всеми. Громко заплакал ребенок, повязанный шарфом. У него были кривые ножки, и он еле поспевал за матерью. Толпа свернула на Шпалерную. Софья Петровна издали увидала, что маленькая дверь возле железных ворот уже открыта. Люди протискивались в нее, как в дверь трамвая. Втиснулась и Софья Петровна. И сразу стала: идти дальше было некуда. В полутемной прихожей и на маленькой деревянной лесенке толпились люди. Толпа колыхалась. Все разматывали платки, расстегивали вороты, и все пробирались куда-то: каждый искал предыдущий номер. А сзади все напирали и напирали люди. Софью Петровну крутило как щепку. Она расстегнула пальто и вытерла платком лоб.

Переведя дыхание и привыкнув к полутьме, Софья Петровна тоже принялась отыскивать нужные номера: 343 и 345. 345 был мужчина, а 343 - сгорбленная, древняя старуха. "Ваш муж тоже латыш?" - спросила старуха, подняв на Софью Петровну мутные глаза. "Нет, почему же? - ответила Софья Петровна.- Почему именно латыш? Мой муж давно умер, но он был русский".

- Скажите, пожалуйста, а у вас уже есть путевка? - спросила у Софьи Петровны старушка-еврейка с серебряными волосами - та, которая заговорила с ней на набережной.

Софья Петровна не ответила. Она ничего не понимала здесь. Женщина, лежащая на лестнице, теперь какие-то глупые вопросы о латыше, о путевке. Ну при чем тут путевка? Ей казалось, что она не в Ленинграде, а в каком-то незнакомом, чужом городе. Странно было думать, что в тридцати минутах ходьбы - ее служба, издательство, Наташа стучит на машинке...

Отыскав своих соседей, люди стояли спокойно. Софья Петровна разглядела: лесенка вела в комнату, и в комнате тоже толпой стояли люди, и, кажется, за этой комнатой была еще вторая. Софья Петровна исподлобья поглядывала вокруг. Вот женщина с портфелем, в шерстяных носках поверх чулок, в плохоньких туфельках - это та самая, которая лежала на лестнице. К ней и тут то и дело подходят люди, но она уже не записывает их: поздно. Подумать только, все эти женщины - матери, жены, сестры вредителей, террористов, шпионов! А мужчина муж или брат... На вид все они самые обыкновенные люди, как в трамвае или в магазине. Только все усталые, с помятыми лицами. "Воображаю, какое это несчастье для матери - узнать, что ее сын вредитель",- думала Софья Петровна.

Изредка по скрипучей узкой лесенке, с трудом протискиваясь сквозь толпу, спускалась женщина.- "Передала?" - спрашивали ее внизу. "Передала",она показывала розовую бумажку. А одна, по виду молочница, с большим бидоном в руке, ответила - выслан! - и громко заплакала, поставив бидон, прислонившись головой к косяку двери. Платок пополз вниз, показались рыжеватые волосы и маленькие серьги в ушах. "Тише!- зашикали на нее со всех сторон.- Он шуму не любит, закроет окно и все. Тише!"

Молочница поправила платок и ушла со слезами на щеках.

Из разговоров Софья Петровна поняла, что большинство этих женщин пришли передать деньги арестованным мужьям и сыновьям, а некоторые -- узнать, здесь ли муж или сын. У Софьи Петровны кружилась голова от духоты и усталости. Она очень боялась, что таинственное окошечко, к которому все стремились, закроется раньше, чем она успеет подойти к нему. "Если сегодня будет только до двух, нам с вами не попасть",- сказал ей мужчина. "До двух? Неужели до двух здесь стоять? - с тоской подумала Софья Петровна.- Ведь сейчас не больше десяти".

Она закрыла глаза, стараясь осилить головокружение. Мерно гудели тихие, немногословные разговоры. "Вашего-то когда взяли?" - "Да уж третий месяц пошел".- "А моего - две недели".- "Скажите, вы не знаете, где еще можно навести справки?" - "В прокуратуре. Да нигде не говорят ничего".- "А вы на Чайковского были? А на Герцена?" - "На Герцена военная".- "Вашего-то когда взяли?" - "У меня дочка".- "А на Арсенальной, говорят, белье принимают"."Вы кто, латыши будете?" - "Нет, мы поляки".- "Вашего-то когда взяли?" - "Да уж полгода".- "А какие номера там идут? Двадцатые только? Господи, боже мой, как бы он в два не закрыл! Прошедший раз аккурат в два захлопнул!"

Софья Петровна повторяла про себя, что она спросит: привезли ли Колю в Ленинград? Когда можно видеть судью - или кого там, следователя? И нельзя ли сегодня? И нельзя ли немедленно получить свидание с Колей?

Через два часа Софья Петровна, следом за древней старухой, вступила на первую ступеньку деревянной лестницы. Через три - в первую комнату. Через четыре - во вторую и через пять - следом за извивающейся очередью - снова в первую. Из-за спин она разглядела деревянное квадратное окошечко и в окошечке широкие плечи и большие руки тучного мужчины. Было три часа. Софья Петровна сосчитала - перед ней еще 59 человек.

Женщины, называя фамилию, робко протягивали в окошечко деньги. Кривоногий мальчик всхлипывал, облизывая языком слезы. "Ну, уж я-то с ним поговорю,- нетерпеливо думала Софья Петровна.- Пусть сейчас же проведет меня к следователю, к прокурору, или к кому там. Как много еще у нас в быту некультурности! духота, вентиляцию не могут устроить. Надо бы написать письмо в "Ленинградскую правду"". И вот, наконец, перед Софьей Петровной осталось только трое. На всякий случай она тоже приготовила деньги: пусть Коля пока что не стесняет себя. Сгорбленная старуха дрожащей рукой передала в окошечко 30 рублей и получила розовую квитанцию. Она вглядывалась в нее слепыми глазами. Софья Петровна торопливо стала на место старухи. Она увидела молодого, тучного человека, с белым опухшим лицом и маленькими сонными глазками.

- Я хотела бы узнать,- начала Софья Петровна, согнувшись, чтобы получше видеть лицо человека за окошечком,- здесь ли мой сын? Дело в том, что он арестован по ошибке...

- Фамилия? - перебил ее человек.

- Липатов. Его арестовали по ошибке и вот уже несколько дней я не знаю...

- Помолчите, гражданка,- сказал ей человек, наклоняясь над ящиком с карточками.- Липатов или Лепатов?