Михаил Чулаки - Новый аттракцион

Дик малышку опекал: вылизывал шерстку и зализывал за ней кучки, словно бы торопясь скрыть детские грешки от хозяев, чтобы те не рассердились. И Валентина Егоровна старания Дика одобряла, поскольку он таким образом сильно облегчал ей жизнь: ведь убирать пришлось бы не мужу, а ей, естественно: известный, хотя бы и в прошлом, писатель до такой прозы не опускался.

В детскую мисочку Дик тоже не лез, хотя туда попадала более нежная и вкусная пища, какой, по теперешней бедности, не доставалось ему. Зато Феня всегда бежала проверить, а что там в миске у Дика, убеждалась, что ее завтрак лучше, и возвращалась к своей посуде, тоненько рыча на всякий случай: "Не тронь! Мое!"

- Хорошая Феня собака, но все-таки немножко стервочка, - обобщил свои наблюдения Степан Васильевич.

- Просто у нее в генах заложено: не упустить чего. Бездомность у нее в генах, надо же понимать!

Степан Васильевич собак любит, но при этом трезво допускает, что достоинства в них бывают разные, а Валя всех считает добрейшими и умнющими и оправдывает во всем.

- Лопает много, ее надо Фенелопой называть, - примирительно обобщил Степан Васильевич.

- Потому что у щенков сытости нет. Тем более, если бездомность в генах.

Валя как ухватится за одно слово, так и не может отвязаться. "Гены", видите ли. А на самом деле, наследственность - штука совсем непонятная.

Степан Васильевич всегда пил только в гостях и по необходимости, что далеко не для всех писателей характерно, Валя тоже к этому популярному делу равнодушна, а в сыне их проявились почему-то совсем другие склонности. Откуда только гены взялись?!

Их с Валей единственный сын Саша погиб в сильно пьяном виде. С новой толстой книги Степан Васильевич подарил Сашке машину, маленький "Москвич", уж больно Сашка просил, не мог оторваться от руля отцовской "Волги", обещал сдать все экзамены, которых столько умудрился задолжать в университете, что его уже собирались выгонять несмотря на просьбы уважаемого отца, - словом, сыграл на родительских чувствах. Тогда собственный "Москвич" у студента казался невероятным развратом, Сашку стали обзывать "золотой молодежью" и хотели разбирать Степана Радина на партийном собрании, но до собрания Сашка не дожил, у него и впрямь закружилась голова, он подумал, что всё ему дозволено: друзья, девочки, пьянки-гулянки, - и путь его на скорости под сотню пересекся с равнодушным несокрушимым бульдозером. Бульдозер сразу и не заметил нечаянного соприкосновения, а "Москвич" с Сашкой - в гармошку... С чего это в сыне завелось, чья в нем взыграла порода? Степа Мохнаткин и в молодости загулами не страдал, да и все прежние Мохнаткины - и отец, и дед были скромными, трезвыми, работящими. Такая вот история с генами.

Породу Фени определить так и не удалось. Она была не совсем гладкошерстой, как левретка, но и далеко ей было до болонистой курчавости. Растопыренных ушей ее хватило бы на большую лайку, но ростом она была меньше фокстерьера. Хвост висячий, мордочка острая, вытянутая. Цвета светлого, но не белого, а палевого - в общем, всего в ней намешано понемногу.

Чуть выросши, Феня стала бесцеремонно приставать к хозяевам, когда те садились за стол. Дик себе такого никогда не позволял. Но маленькую и смешную Феню не хватало духу прогнать и наказывать. Она поднималась на задние лапки, цеплялась передними за край стола - просила. Сунуть нос в тарелки недоставало роста, а то бы, наверное, не постеснялась. Не дотягиваясь до тарелки, она переставляла лапы с края стола на хозяйские колени и подталкивала носом руку, несущую ложку ко рту, - прямо под локоть поддавать приспособилась, хитрюга такая! Приходилось Феню осторожно возвращать на пол, чтобы не пролить суп от ее толчков, но Феня не смущалась, протягивала лапу - дескать, не сердись, помиримся.

- Во как она тебе лапу-лапу подает, - умилялась Валя. - И ведь никто ее не учил, сама! Дай ты ей что-нибудь, поощри.

- А Дик смотрит. Ему обидно будет: почему ей можно, а ему нет?

- Дик большой, а она маленькая.

Степан Васильевич крепился, не поощрял маленькую нахалку, но та не смущалась: протягивала лапу, мирилась - и лезла снова.

Степан Васильевич терпел-терпел, но наконец сказал с брюзгливой лаской:

- Если уж лезешь на стол, так хоть служи. Отрабатывай свой хлеб.

И поднял кусочек хлеба с маргарином над Фениным носом.

Та подпрыгнула и на секунду задержалась на задних лапах - без опоры о край стола.

- Вот так, служи. И лови. Собаки и отличники схватывают на лету.

- Собаки хватают, а не схватывают, - тотчас уточнила Валя. Отредактировала. Она когда-то и в рукописи мужнины заглядывала: пыталась править стиль.

- И отличники тоже нынче хватают, - нашелся Степан Васильевич. Отличники по жизни, которые поймали судьбу за хвост.

- А ты, значит, стал двоечником по жизни на старости лет, - подвела итог Валя. - Вильнула судьба хвостом, а ты и не схватил.

Можно было и обидеться, но Степан Васильевич спорить не стал.

Он увлекся дрессировкой, а Феня показывала отличные успехи. Уже дня через два она стояла на задних лапах по несколько секунд. Потом стала делать шаги за уходящей приманкой. Два шага. Больше. Больше.

- Давай-давай. Скоро пойдем с тобой зарабатывать с шапкой в руке. Раз иначе теперь у меня не получается, - шутил он.

Ту же шутку Степан Васильевич повторил, когда зашел в гости старый приятель Иван Петрович Покатилов, детский писатель. Иван всегда писал о животных, отчего даже в новую эпоху у него издали книжку, однако издатели сбежали, не заплатив, что настроило Ивана вовсе уж саркастически:

- Кто у нас во главе? Главарь государства. Власти больше, чем у Чингисхана. А называют демократией.

Впрочем, Иван Петрович относился критически к людям вообще. Знание животных давало ему такое право.

- У обезьян в стае тоже иерархия, не хуже нашей. В Московском зоопарке целый клан горилл, маленькая республика, так сказать, так недавно там получился государственный переворот. У горилл интересные понятия: они больше уважают того самца, который громче всех стучит по дереву. Получилось по ихней эволюции, что кто стучит громче, тот и есть самый сильный. По-своему логично. Они вместо наших выборов просто берут палки и колотят по дереву: кто громче всех, тот и президент, вожак. И не надо никакой прямой драки: выбирают на слух. Ну? Так один, самый молодой, почти пацан еще, до чего догадался: чем брать палку, он схватил ведро, забытое служителем, и стал колотить ведром. Шуму навел! Так представляешь, старые сильные самцы покорились мальчишке, признали его вожаком и президентом! Подумали: ну силен, раз так громко гремит. Не понимают, что пустое ведро всегда громко грохочет. Вот и у нас сейчас то же самое - и вообще, и в литературе: такие же нахальные мальчишки поднимают шум, и все вокруг говорят: "О, какое новое слово! Постидиотизм!" А толку, что грохоту от пустого ведра... А не забудь служитель ведро в вольере, не было бы и никакого государственного переворота. Вот так и делается история. По крайней мере, у горилл, победоносно заключил Иван.