Евгения Чуприна - Роман с Пельменем

- Я не для того пришел.

- А для чего?

- Поговорить надо.

- Отпусти.

Он отпустил. Татьяна моментально занялась нарезанием хлеба.

- Сколько живу на свете, еще такого не видел. Вроде бы, все делаю, чтобы ты мне верила, чтобы тебе было хорошо. А ты разве что по потолку не прыгаешь. Ты не можешь прямо сказать, чего добиваешься?

- Ходи на уроки.

- Ты же знаешь, что это невозможно. Но когда смогу, я обещаю, что буду стараться не пропускать. Еще что?

- Я допустила ошибку, когда... я не хочу, чтобы между нами что-то было.

- Между нами и сейчас что-то есть. Я, например, ни о чем не жалею.

- Женя, ты не понимаешь, что будет, если кто-то узнает!

- Если ты не будешь психовать, никто не узнает. Всего-то год продержаться, а там...

- Но ведь под угрозой только я, не ты. И не тебе решать... Для тебя это только плюс, какой молодец, как высоко задрал ногу. А расхлебывать мне. Может, еще и хвастаться начнешь.

Тут Евгений Пельменников встал и принялся расхаживать. Он даже опрокинул конфеты, на счастье, запечатанные.

- Ты что, когда-нибудь слышала, чтобы я хвастался? Ты так могла обо мне подумать? Да? Вот спасибо! Вот спасибо! Нет, я что, давал повод, я что, хоть когда-нибудь сказал или сделал что-нибудь...а? Может, конечно, я и недостойный претендент. Еще бы, Мисс Вселенная, это круто. Куда нам со свиным рылом! Конечно, куда нам до этого гомака, чтобы целоваться на брудершафт!

- Он что угодно, но только не гомак.

- Насрать. Я тоже на себя могу всяких фенечек понавешать. Еще неизвестно, кто будет круче. Дай мне хоть школу закончить! Если бы я год не потерял, уже был бы студентом. Я в шесть лет уже знал тригонометрию, а в одиннадцать стал мужчиной.

Вдруг Таня заметила, что Пельмень одет в свитер практически такого же фасона, как у Джокера. Одинаковый узор, одинаковые нитки, только у одного цвет серый, а у другого -темно-синий. И эта фраза "я тоже могу на себя всяких фенечек понавешать"... Только тут ей пришло в голову, что они примерно одинакового роста и комплекции и даже инициалы у них (Егор Никитич и Евгений Николаевич) одинаковые. И она сдуру воскликнула:

- Но ведь вы и без того похожи! Вот и свитера у вас одного фасона!

Эта весть не примирила Пельменя с действительностью:

- Может, у нас еще что-то одинаковое? Как бы ты нас в постели не перепутала. - И вдруг задумавшись, спросил: - Сколько ему лет?

- Двадцать девять.

- У... маразматик.

- А мне почти двадцать пять.

- Иди сюда. - Он потянул ее к зеркалу. - Мы смотримся. Мама и сукин сын. Я тебя выше. А у него квартира есть?

- Есть.

- И у меня будет. А машина?

- Есть.

- Какая?

- "Рено" цвета мокрого асфальта.

- Так в чем проблема? Жениться не хочет?

- Да нет, с разводом тянет.

Пельмень, все это время прижимавший Татьяну к себе, отпрянул, будто от вампира.

- Как? Почему ты замужем? Почему ты не сказала? Я совершенно иначе представлял себе ситуацию. Я бы совсем по-другому стал действовать! Меня с самого детства воспитывали в уважении к семейным ценностям. Для меня чужая жена - это табу. Если ты замужем, то носи обручальное кольцо, чтобы не внушать несбыточных надежд. Может я в этом смысле и не современный человек, но если отношения начинаются с вранья, то закончатся они в венерической клинике. - Он задумался на какое-то время. - Но сейчас уже, конечно, поздно отступать... то есть, надо идти до конца. Что было, то было, назад не воротишь. Может, это судьба. Я вообще-то на тебя претендую, как на потенциальную супругу. Но я не готов связывать себя обязательствами, пока не встану твердо на ноги. Ты должна мне пообещать, что будешь ждать меня и больше ничего не предпримешь... Кроме развода, конечно - это не моего ума дело. Вот уж не думал чужую семью разбивать, да еще так нахально.

- В любом случае, это сейчас уже неактуально. Мы расстались с этим человеком, и я считаю себя свободной. И я продолжаю считать себя свободной даже после твоей последней тирады.

- Наверное, -Евгений пристально поглядел на отражение Таниных глаз, -Он тебя попросту бросил.

- Может быть, но вместе с этой квартирой.

- Ну дела... Он что, ее тебе подарил в память о незабываемых ночах? Видно, сильно нашкодил, раз такой щедрый. Или очень хотел отбрыкаться скорее.

Почему-то этот широкий жест вызвал на его лице гримасу презрения, будто речь шла о глупом легкомыслии.

- Да, это компенсация морального ущерба. - Таня, тем не менее, гордилась Джокером и его поступком.

- В чем же ущерб?

- А в том, что он такой же гад, как ты.

- А я гад?

- И мерзавец.

- А это его диван?

- Его.

- И покрывало его?

- Его.

- И халат на тебе полосатый его?

- Его.

- Так снимай немедленно.

- И не подумаю, убирайся!

- Татьяна Пельменникова, вот ты кто теперь!

* * *

И они помирились.

Глава 7. 22 СЕНТЯБРЯ

11-Б отмечал знаменательную дату - День Пельменя. В подсобке кабинета математики шли таинственные приготовления. Именинник явился в рабочем костюме - пиджак, галстук, белая рубашка. В коридоре крутилась Наташа Раздобурдина в платье, снятом с куклы Барби. У Татьяны Дмитриевны не было уроков в этом классе. И происходящее к ней не относилось, как бы она ни хотела примазаться. Это не она пекла пирог, не она гладила ему рубашку, не она предоставила подсобку и не она собирала деньги на подарок. Ее никуда не пригласили. В довершение всего, у нее как раз ночевал Джокер, отдавший собственную берлогу во владение каким-то уколотым друзьям из Питера. Вот и вчера он явился среди ночи, открыл дверь своим ключом, долго звенел чем-то на кухне, попытался договориться с сонной Таней, но получил отказ, не стал настаивать и вытащил раскладушку, свою же собственную, фамильную. То же должно было повториться и сегодня, но только с осложнениями. Татьяна отлично знала, что сегодня он ее-таки разбудит и все же попытается соблазнить, по крайней мере, они будут пить зеленый чай на рассвете и ругать украинскую попсу. А потом Женя, оценив цвет лица, сонный вид и мешки под глазами, подумает, что она всю ночь страдала и станет расспрашивать, в чем дело. Она, наверное, ответит честно, что всю ночь проболтала с Джокером. Тогда он разозлится, сожмет губы и закричит: "Ну хватит меня доставать!". В общем, начнется вся эта канитель, которую можно предвидеть, но нельзя предотвратить, потому что Джокеру тоже объяснить ничего нельзя. Он слишком легко ко всему относится. Так Татьяна Дмитриевна с дежурной улыбкой слонялась по школе, потом пришла домой и решила выспаться днем. В результате ей удалось задремать на минутку. И тотчас же проснулась оттого, что над ней склонился Егор. Еще не наступил вечер и в комнате было светло, но он встал специально против света, чтобы не бросалась в глаза его разбитая губа и странная прореха в без того кривом ряду зубов. Однако, стоило Тане издать восклицание, талант рассказчика взял верх над страданиями художника, и раненый заговорил.