Олег Дарк - Отцова дочь

И времени. Кроме того, определенное отношение к нам, но Журавлев говорит, что ко мне уже нормальное отношение, мне звонят из издательства (Просвещение) с предложением, но я пока не даю решительного ответа, хотя мне интересно было бы для них работать, но все, я считаю, должно идти своим порядком, сначала диссертация. Час в день я гуляю, летом - на велосипеде, зимой - на лыжах, и стараюсь ограничивать свое курение: три-четыре сигареты в день (после завтрака, после обеда, после ужина, и еще, может быть, по не всегда, одну, когда слишком задумаюсь). Многие женщины, которых смоделировало (воспиталo, устроило) общество, не хотят говорить о своем возрасте и обижаются, а я считаю, что это глупо. Мне двадцать восемь, если Вам это надо, до аспирантуры я была научным сотрудником, у меня десять публикаций, но я к ним отношусь не очень серьезно. Нy что еще?

2

Вот и все теперь, кончено, сказал Николай Петрович. Я очень и взволновалась, когда его впускала, потому что (много лет) папа кo мне не приезжал. Что, что кончено, Бога ради?! Теперь меня посадят. Он пришел, не раздеваясь, на кухню и, конечно, наследил обувью и только там снял пальто, вынул из его кармана бутылку водки, выпьешь, дочь? Пальто бросил на кресло. Пить я отказалась, тогда я один, поставила чай, присела на то же кресло, где лежало пальто, на самый краешек, слегка сдвинув распластанное, ну скажи же, что случилось? У тебя бывает мама? нет, я к ней езжу, как она? ничего? представляешь, эта наша написала на всех нас, что мы принимаем за взятки, и на вступительных, и в ceccию, это действительно так? весь тариф расписала, сколько с кого и что думаешь, конечно, она благороднее других, бессеребреница? Я не знала, что он (ты) брал (брал) взятки, у меня семья, кроме тебя еще двоих одеть-обуть, разве я тебе не давал денег, когда ты просила? и я брала тоже! она пишет, тоже пользовала как все, а теперь больше не может, с повинной то есть, ей совестно стало? черта с два! просто обиделась, что меньше перепало ей и не полагалось больше, и по работе ее не полагается, кто она такая, секретарь кафедры, когда мы делили, учитывали значение каждого, по справедливости, я не зла, что ты (он)... Он пил водку, я - чай. Теперь - пожалуйста, комиссия, сколько дадут, как думаешь. Потом он заплакал, седой. Я стала гладить его по голове, потом села к нему на колени, как когда-то маленькая, и опять гладила. Я у тебя поживу, не возражаешь? пусть ищут, и домой не поеду, если позвонят, скажи меня нету, а потом как же? что-нибудь придумаем, я недолго, ладно? Он меня обнимал на коленях, я даже угрелась, и вдруг спросил, осматриваясь, у тебя здесь бывают? я сначала не поняла, а он рассмеялся, o6нимая меня, и я поняла, ты что с ума сошел? неужели ни разу? монашкой живешь, а тебе обязательно надо, потому что без этого станешь синим чулком. Я барахталась у него на коленях, пыталась встать, а он стал говорить, что мне ведь это ничего не стоит и по многим причинам для меня лучше, если это случится с ним, мне самой должно хотеться, только я якобы сдерживаю нормальные позывы, а ему теперь все равно, потому что его отправят где Макар, и он, может, очень долго будет обходиться безо всяких естественных удовольствий, и какая же я дочь, если к нему и его беде отношусь без сочувствия. Наконец я вырвалась забегала по квартире, а он бегал за мной и цепляя меня сзади за руки. Ты что, спятил? я ему говорила, опомнись! а он мне говорил, что он же мне родной, как же ты стесняешься? И последний аргумент меня вдруг на какое-то мгновение убедил, и я приостановилась. Тут oн меня потащил к дивану. Я не думала, что это так больно, потому что у него сразу там что-то не получалось, а потом было больно-больно. Я раньше мечтала, наступит такое время (я его догоню), когда я кое-чего добьюсь и буду в некоторых отношениях как другие женщины, что у меня будет муж (или мужчина - это все равно), и я смогу с ним (с ними) разобраться спокойно без спешки, а это, оказываем очень-очень больно, иди, подмойся, сказал он мне. Когда вернулась, он уже разобрал диван и лежал там (мой папа) и спал (или делал вид, что спит). Я легла ему за спину. Мне очень хотелось, чтобы он повернулся ко мне и обратил на меня внимание, но он лежал без движения и делал вид, что спит (cnaл). Тогда я встала выкурила сигарету, потом приготовила себе кофе, выпила его и опять курила, села к столу, чтобы поработать, не смогла, легла, как всегда, в четыре часа утра, но безо всяких для диссертации результатов. Николай Петрович прожил у меня еще четыре дня, мы не разговаривали, он больше не пил, звонила его супруга, но я сказала, что не знаю, где отец, и он мне одобрительно кивнул. Хотя мне тогда было очень больно, каждый вечер, пока папа был еще со мной, мне хотелось, чтобы все повторилось, начиная с колен, где я у него сидела, как маленькая, по я напрасно ждала, и тогда я ложилась у него за спиной, очень рано для меня, но он лежал без движения и делал вид. Тогда я вставала и шла к столу, но работать не получалось. Мне очень хотелось, чтобы он, наконец, ушел от меня, я представляла, как его все ищут, чтобы все вернулось в прежнюю колею, и я могла опять работать, как раньше. Когда на четвертый день (вечер) он повесился в ванной, и я туда вошла вдруг, я испытала колоссальное облегчение. Похороны были очень многолюдные, и все не могли понять, зачем он это сделал, и много говорилось речей, но, конечно, не о том, что повесился, а что просто умер. Я потом специально ездила к папе в институт чтобы выяснить обиняками, и оказалось, что никакого письма на самом деле не было, а только слухи, что его послала, а она не послала, и комиссия - совсем по другому поводу, так что совершенно напрасно он это сделал. Меня очень обвиняли, что я его скрывала у себя, говорили, что если бы не скрывала, он был бы жив.

3

Дочь! я нарочно написал это письмо заранее, потому что знаю, что потом не смогу уже. Я отправлю его при возможности, когда уже все произойдет, хотя иногда я надеюсь, что ничего не случится, и даже уверен в этом, однако еду к тебе и хочу, чтобы оно пришло по почте, хотя было бы проще, если б я его подкинул тебе в почтовый ящик, но я хочу, чтобы оно было со штемпелем. Ты, конечно не помнишь то время, когда я тебя собственноручно мыл в маленькой ванночке, твое беленькое складное тельце, девочку с беленькими кудряшками, потом они потемнели. Твоя сексуально ретивая мамаша очень радовалась, что моя потенция вдруг резко возросла, когда тебе стало четыре года, а это было оттого, что твое присутствие в нашей комнате оживляло меня какой-то неестественной прытью. Зато, когда ты, повзрослев, переехала за стену (так решила мама), я стал проявлять холодность, может быть, со зла на нее, но я думаю, что я больше думал о тебе за стеной, чем занимался телом твоей мамы, о твоих девичьих снах за стеной, к которым я ужасно ревновал, потому что не верил, что у тебя может не быть таких снов, о которых мамам не рассказывают, хотя ты и была бы крайне поглощена учебой. Ты, конечно, не можешь знать, как я разбрызгивал по бачку и сиденью, не попадая в унитаз, молочную жидкость после того, как я тебя, бывало, вымою, мама сердилась, что я так долго в туалете. Ты, конечно, нe можешь знать, как я тщательно исследовал твой детский горшок, стараясь в нем вынюхать то, что вынюхать было нельзя, ибо горшок мама старательно мыла. И ты не догадывалась уже позднее, когда ты перестала пользоваться горшком, как я изнывал, проходя по стольку раз мимо туалета, когда ты там сопела и тужилась. И ты представить себе не можешь, какой ты мне нанесла удар, когда однажды застеснялась и сказала, что больше нe дашь мне себя мыть, тебя стала мыть мама. Удар был двойной, потому что тогда же и исходя из этого мама решила, что у тебя должна быть отдельная комната. Я нарочно увлекал тебя учебой и забивал тебе голову разной моей наукой, доставал всевозможные занимательные книжки, доступные твоему уму, постепенно усложняя твое чтение, чтобы ты не интересовалась мальчиками, потому что я тебя ревновал, и чтобы ты потом не вышла от меня замуж, но я не предвидел, что делаю только хуже, потому что, оказывается, к науке, которую ты полюбила больше чем меня, тоже можно ревновать и потому что лучше бы ты вышла замуж, а не жила с нами. Я ушел от твоей матери, так как не в силах был больше в прежнем виде жить рядом с тобой. Мама думала, что я ушел к другой женщине, так я ей сказал, а я ушел один, но потом стал искать себе женщину и женился, мне показалось, что она похожа на тебя, а выяснилось, что только издали при моей близорукости. У меня родилось две дочери, каждый раз я боялся, что у меня с ними будет как с тобой, но и хотел, потому что клин клином, и тогда окажется, что я обыкновенный маньяк, но оказалось, это не так. Поэтому я так редко бывал у ваc с мамой, а у тебя одной я вообще боялся бынать, когда мама вышла замуж, я только звонил и посылал деньги и мучился, представляя себе тебя одну безо всякой от меня защиты. Я очень хотел, чтобы ты вышла замуж, потому что это бы тебя отрезало, и подсылал к тебе аспирантов, подговаривая их, якобы меня, отца, очень волнует твое женское одиночестпо, ты им действительно нравилась, они рассказывали. Тут ходили глухи, что нашу корпорацию разоблачат, что Наталья Васильевна уже отправила письмо, тем более, что она сказала, что больше в этом участвовать не будет, и с нами прекратила разговаривать. Я решил, что придумал себе хорошее обстоятельство, что мне теперь нечего терять и у меня такая беда, а иначе я бы нe отважился. Я к тебе еду, потому что все равно больше так не могу. Отец.

Читать дальше