Анатолий Агарков - Самои. Сборник рассказов и повестей

Ещё владела собой Варвара Фёдоровна.

– Да вы что, сынки, нашли из-за кого петушиться. Да она – дурёха деревенская и тебе не пара, Боря.

И вдруг поняла, что ляпнула что-то такое, что могло не понравиться уполномоченному. Тот смерил её яростным взглядом. Борис взял со стола кухонный нож. Варвара Фёдоровна, взвизгнула и откинулась на стену в обморок, забыв закрыть глаза.

– Что у вас было? – Борис еле шевелил онемевшими губами. – Впрочем, если ты сейчас скажешь хоть слово о ней, я тебя убью. Лучше уходи.

Андрей выскочил из-за стола, привычно сунул руку в карман брюк:

– Остынь, мужик.

И более спокойно и твёрдо сказал:

– Тут всё в порядке – она уедет со мной. Мы так решили, а ты, видать, не только на ноги – на голову больной. Убери нож, я сейчас соберусь и уйду.

Ссора с Борисом Извековым расстроила Масленникова, расстроила и его планы.

Каков Отелло! Псих недостреленный! Нужна новая кандидатура в председатели, это было ясно. Вновь из глубин сознания всплыл кирпичный облик Авдея Кутепова. Вот ведь паук – оплёл Андрея сетью интриг. Всё-всё тонко рассчитал. Поссорил его с Извековым, тем самым кандидатом в председатели колхоза, которого рекомендовал райком. Спутал с Александрой, сестрой кулака Фёдора Агаркова. И теперь, как не крути, он и есть единственный кандидат в председатели, которого, впрочем, и без рекомендаций здесь изберут большинством голосов. Станет он председателем и Андреем Масленниковым, инструктором райкома, вертеть будет как пешкой, потому как очень много про него знает такого, что партией не прощается. Хотелось выть и кусать локти. Но должен быть выход. Думай, Андрей, думай.

Идти было некуда, и ноги привели его на гулянку.

На знакомой полянке уже толпилась молодёжь. Парни гурьбой курили, с опаской покосились на приезжего. Девчата, поджидая гармониста, разучивали какой-то модный танец. Александры Агарковой не было. Андрей развязно подошёл к девушкам.

– Дарю, – прикрепил на кофточку одной из них раскалённый лист осины, ощутив под пальцами упругость груди.

Из девичьих глаз брызнули фонтаны ликования.

– Научите, – попросил он.

– Давайте.

Девчатам нравились его смелость и обходительность. Взяли уполномоченного с двух сторон за руки. Одаренная им сказала:

– Парами не обязательно. Два нажима на одну ногу с припаданием, – Она показала. – Можно вперёд, назад, с поворотами. И за руки держаться не обязательно. Начали.

Движения оказались лёгкими, похожими на игру. Были в этом танце свобода, веселье, азарт.

Показалась Санька. Андрей помахал ей рукой. Девушка рядом потупилась, чтобы скрыть укор и зависть, самовозгорающуюся в её глазах, и поджала губы. Масленников сильнее пошёл ногами, и правой, и левой, и с поворотами, топнув и хлопнув себя по бёдрам, замер перед Санькой.

– Во как!

Дни стояли ещё тёплые, но земля уже остыла, а ночи начинались и заканчивались туманами, которые выползали из глубины леса. В тот вечер небо обложило хутор мелким, нудным, моросящим дождём. Андрей завлёк Саньку к кособокому дому Авдея Кутепова.

– Ну, нельзя нам в избу, пойми Авдей Спиридоныч, – шептал Масленников хозяину, оглядываясь на Саньку. – Не расписаны мы, слухи пойдут. Ну, как в районе узнают. Ты и сам того, языком-то не очень.

– Могила, – сказал Авдей, провожая гостей в малуху.

– Ты не думай, я не вертопрах какой. С Александрой у нас будет всё честь по чести, а ты будешь посаженным отцом на свадьбе.

– Рад за вас, молодых. И свадьбе буду рад.

Ушёл, вернулся с керосиновой лампой, закусками на тарелке, прикрытой полотенцем. – Отдыхайте.

В малухе было тепло и сухо. Андрей потянул Саньку на широкую кровать.

– Нет-нет, мне нельзя, – смутилась девушка. – Я лучше пойду. Проводишь?

– Что сегодня с тобой? – расстроился Масленников.

– Я теперь больная.

– Вот так новости! – растерялся он и отступил. Вдруг догадался. – Дура! Так бы и говорила – больная по-женски. Ну, хорошо, айда так полежим.

Он прибавил в лампе огня и затянул Саньку на кровать.

У неё были ровные белые зубы, припухлые губы, мохнатые детские ресницы и серые, чуть насмешливые, глаза.

– Меня, Шурочка, на вашем хуторе уж дважды пытались убить.

– Ой! Да ты что? – она подняла голову, подперев её рукой. Другая рука нежными пальцами гладила его шею.

– Вчера кавалеры твои, а сегодня Борис Извеков, твой контуженный на голову воздыхатель. Но, видишь, я жив. Умереть легко. Перестань дышать и лежи спокойненько.

Он смотрел на Саньку задумчиво и вдохновенно.

– А вот жить для дела, жить и бороться вопреки всему – это всегда тяжело. Не бойся – живи!

Он обнял её тёплые плечи, притянул к себе. Целуя, пытался запустить руку под подол, расстегнуть на груди кофточку, но Санька после упоминания о Борисе Извекове построжала, каждый раз останавливала его и смотрела не то чтобы с упрёком, но как-то неодобрительно.

– Что ты, милая, жмёшься?

На улице моросил всё тот же нудный дождь, и хлюпала под ногами размокшая земля.

Прощаясь у её дома, Андрей выдохнул Саньке в лицо:

– Ох, и будет у меня хлопот с твоим братцем.

Семья у Авдея Кутепова оказалась многочисленной – где только прятал прежде? Пригласив уполномоченного завтракать, хозяин сел во главу стола, обвёл домочадцев строгим взглядом, произнёс глухо:

– С Богом!

Андрей вдруг почувствовал, что прежнего подобострастия перед ним у Авдея уже нет. От этого тревожно засосало под ложечкой.

Санька Агаркова с утра не находила себе места, на каждый стук и бряк вздрагивала, оборачивалась к двери или бросалась к окну – кто идёт? К полудню страх и обида переполняли душу – обманул! Не развеселила и случайно подслушанная сцена.

Заглянул соседский парнишка.

– Мишка! – Нюрка, младшая сестра, потащила его в чулан. – Молодец! Здорово, что ты пришёл. Знаешь, почему здорово? Потому что мы с тобой ещё не целовались. Последнее время меня стало тянуть целоваться. Я почти со всеми мальчишками перецеловалась, один ты остался. – И снова ткнула кулачком мальчишку поддых.

Тот охнул и сдался.

Мишкина мать, перехватив Наталью Тимофеевну у колодца, жаловалась:

– Как я измучилась! Мой-то вбил себе в голову и твердит: бросим всё – уедем на юг. А не поедешь, грит, один умотаю. Это, Тимофеевна, твой сын его подбивает.

– Причём тут Федя? Ты Ивана в коротком поводке держишь, вот он и взбрыкивает. А не зря люди говорят – привязывай козла на длинную верёвку, не то вместе с колом убежит. А мой сын не ходит чужими дорогами, за это я им и горжусь.

– Да кабы знать, которые наши-то, – ответила Марья Духонина усталым, охрипшим от ругани голосом. Взор её уходил в запредельную даль.

– Я думаю, – сказала она, – если скромно, не выпячиваясь, работать, то и в колхозу можно жить.