Игорь Шелковский - Переписка художников с журналом «А-Я». 1982-2001. Том 2

Не дождался от тебя фотографии Славы Л. [Лебедева]. Пришлось делать с цветного слайда – он вышел чёрный как негр, красный цвет при пересъёмке в ч/б даёт черноту.

Извини, что я ворчу и недоволен, конечно, я понимаю все условия, в которых вы находитесь. Когда я вижу, иногда, по телевизору улицы Москвы, я думаю – почему я раньше, пять лет назад, не дал вам всем одного единственно правильного совета: бежать оттуда как можно быстрее. Ничто не предвещает изменений к лучшему, только к худшему. Хотя кажется, что хуже некуда.

Получил ли ты краски для эмали, термометр и асбестовую перчатку? Кажется, я послал все номера, отмеченные тобой по каталогу, кроме золота и серебра. Напиши, что тебе нужно ещё: что я могу выслать.

Меня очень удручает потеря связи на долгие периоды. Уже с полгода не имею никаких новостей ни от Алика Щ. [Щенникова], ни от Ивана [Чуйкова], ни от других.

Для № 5 нужны были бы хорошие ч/б фотографии (на худой конец, слайды) с последних работ Кабакова. Кажется, примерное содержание № 5 я тебе уже сообщал.

Получил ли ты Пастернака и Волошина? Упомяни об этом в письме.

В № 4 опять не повезло, как назло с цв. репродукциями Ивана. Цвет искажён значительно. Несчастное стечение обстоятельств. Был уверен, что нет опечаток. После отпечатывания они выявились как на фотобумаге, причём на наиболее видных местах.

Алик, извини ещё раз за всё ворчание, погода дождливая, работы невпроворот (сейчас занят французским текстом), жду с нетерпением твоих писем.

Дорогой Игорь!

Большое спасибо за 4-е номера. Поздравляю. По-моему номер получился. Много информации, но есть и цельность (не понравилась только статья Пацюкова о Ване [Чуйкове]).

Посылаю свою статью для 5-го номера. <���…>

Борис <���…>

Дорогой Алик!

Получил твоё письмо 73 (без даты). <���…> Вот ответы на все твои предложения.

Твоя идея об изготовлении фильмов в Москве чудовищно нереальна. Ты говоришь так, будто мы с тобой живём в соседних нормальных странах и переписываемся по обыкновенной почте. Даже в этом идеальном варианте теряется колоссальное количество времени на письмо – ответ, на выяснение всяких деталей, на исправление промахов и ошибок, на дополнительные запросы, дополнительные присылки. Месяцы я потратил на то, чтобы заполучить обратно от одного доброжелателя из Швейцарии посланные ему слайды. Хорошо, что я это предвидел и послал ему слайды для открыток, а не для журнала, журнал из‐за этого не задержался (а № 3 задержался именно из‐за этого). Я ему пишу – он неделями не отвечает. Звоню – жена говорит: уехал. Потом он пишет, что часть послал. Я получаю часть, но мне нужна другая часть, он пишет, что надо подождать, что ему сделают всё бесплатно, но он должен поехать в Германию сделать там и т. д. Бесконечное множество вариантов и помех, растягивающихся на полгода. И это при условии, что он живёт в соседней стране и я в любое время могу ему написать и позвонить. А как ты всё представляешь в нашем случае? Ведь посылая тебе письмо, я не знаю, когда смогу послать следующее и когда получу ответ от тебя: через месяц, через восемь месяцев? А если наша переписка (это тоже не исключено) кем-то контролируется, хотя бы частично, выборочно? Какое широкое поле для всяческих интриг и барьеров. Мы будем сами затягивать петлю на собственном горле, все наши усилия будут уходить на переписку – пересылку, а журнал будет выходить, в лучшем случае, раз в 3–4 года.

Второй момент – качество. Даже в тех дешёвых, почти любительских типографиях, где я печатаю, качество выходит лучше, чем в «Дек. иск.». Если б не нужда в экономии, то журнал мог бы печататься на высоком западном уровне, зачем же снижать его до уровня советской типографии. Тот фильм (4 цвета), который ты мне прислал, кроме основного недостатка (работа малоинтересная, проходная), имеет ещё недостатки технические – нет крестов (или как они там называются) для совмещения цвета (конечно, в крайнем случае можно обойтись без них), но главное – нет гаммы, т. е. пробных оттисков каждого цвета в отдельности и в сочетании с другими, по которым печатник может контролировать ход работы. Иначе идёт печать вслепую, что иногда допустимо, особенно когда цвет декоративен (цв. Работа Олега Яковлева в № 1 или работа Ивана [Чуйкова] «Дорожный знак в круге» в № 4), но, в общем-то, нежелательно, потому что цветовые отклонения могут быть значительными. Экономия – если она и будет, то не такая значительная, чтобы решать ход дела. Чёрно-белые фильмы при наличии условий (т. е. лаборатории) я уже могу сделать сам, цветные фильмы сейчас несколько подешевле, даже при беспрепятственной пересылке. Здесь я всю работу получаю через несколько дней или через неделю. Кроме того, я не могу делать макет по контролькам. Мне нужны в изобилии все чёрно-белые фотографии и цветные слайды, чтобы отобрать то, что пойдёт в макет.

Даже при наличии материала возникают всякие сюрпризы. Например, работы Славы [Лебедева] на чёрно-белых фотографиях оказались предельно невыразительными – какие-то серые кубы с полосками. Каждый номер я начинаю с цветных пятен, ударов. Между ними распределяю всё остальное. Вклеиваю в пустые белые листы те контрольные экземпляры, которые получаю с гаммой от фотогравёра (иногда я их посылаю тебе, фотогравёр делает 3–4 лишних). Итак, если ты всё же хочешь и у тебя есть возможность этим заняться, то можешь делать фильмы для цветных открыток. Следи только, чтобы общие размеры не превышали 14 × 10 см, а также за тем, чтобы отбор работ был строгим и продуманным. Нам сейчас не до того, чтобы издавать почеркушки и работы третьестепенные. А в общем, ты здесь свободен во всех отношениях. Для тиража (кроме денег, конечно) нужны 16 открыток (именно такое их количество укладывается на клише). От каждого номера у меня остаётся несколько фильмов такого формата, теперь жду, пока наберётся 16. Вся эта техническая работа вещь нужная и у меня не было б никаких возражений, что бы ты ни делал, если был бы кто-нибудь другой, кто задумался б непосредственно журналом. Это-то дело в десять раз важнее.

Моя концепция такова: в журнале участвуют те, кто хочет участвовать. Никого не надо тянуть за руку, уговаривать, упрашивать написать статью и т. д. Всех, кто боится, – близко не подпускать к журналу – от всей этой прогнившей полуобразованщины всё равно никакого толку не будет. Хотелось бы, чтобы журнал был бы как бы разговором художников (и людей, интересующихся искусством) между собой, т. е. разговором интересных людей на интересные темы. Статьи должны быть не статьями (панегириками) о художниках, но статьями о проблемах. Творчество художника как иллюстрация той или иной проблемы. Тогда наш журнал может быть интересен широкому кругу людей. Кроме статей о художниках, могут быть и минувшие, близкие нам десятилетия, малоизвестные события, забытые факты (например, когда в Московских газетах бывает рубрика «О чём писали русские газеты 100 лет назад». Так вот – гораздо интереснее, о чём они писали 50, 30, 20 лет назад). Журнал может касаться тем, не только вопросов изобразительного искусства, но и культуры вообще (Я очень рад, что появилась, наконец, статья об архитектуре). И эти статьи не надо ни в коем случае, как ты пишешь, «заказывать», они сами будут написаны, если люди осознают их необходимость и будут знать о реальной возможности их публикации. Ведь наш журнал (как и другие эмигрантские журналы) – рупор для всех наболевших вопросов. Неужели за 65 лет страданий русской интеллигенции нечего об этом сказать и написать? (Имел в виду и наш художественный аспект). Войти в контакт с этими людьми, обсудить какие-то детали, помочь в пересылке, если у них нет своих каналов, – вот та тихая, незаметная, без шума и бравады работа, которую должен кто-то делать. Всякий натиск, неосторожность или подчёркнутая игра в «конспирацию» отталкивает людей, наводя их на мысль о провокации. Статьи могут публиковаться под псевдонимом, так что никто, включая меня, не будет знать авторов. Так что риск для них минимален. А то, что они будут опубликованы не скоро, – так что ж поделаешь? Здесь какой-то порочный круг – журнал выходит редко, потому что нет материалов, а нет материалов – потому что журнал выходит редко. Единственное, что ты можешь говорить всем с полной уверенностью, – что всё хорошее, умное, профессиональное, по делу написанное будет опубликовано рано или поздно. При той монотонности, когда десятилетиями ничего не меняется (посмотрим, что теперь будет), – подождать 1–2 года не так уж долго.