Л Добычин - Город Эн

Из-за задержек я прибежал с опозданием. На месте свиданья я увидел Агату. - Прекрасно, - подумал я. - Пусть она смотрит и после расскажет обо всем Натали. Она Jрзала, сидя на лавочке, и вытаращивалась. Проходил Митрофанов. Я с ним поболтал. Он сказал мне, что уже не вернется к нам в школу и будет учиться в коммерческом. Я понимал, что ему не должно быть удобно у нас после тех разговоров, которые у него состоялись с отцом Николаем на исповеди. Я подумал, довольный, что я никогда не пойм алея бы так. Я огляделся еще раз. Агата вскочила и села опять. Я пошел с Митрофановым. Дама, по приглашению которой я прибыл сюда, очевидно, не дождалась меня. Было досадно.

Простясь с Митрофановым, я возвращался по дамбе. Звонили в церквах. Громыхая, катили навстречу мне ассенизаторы. Я удивился, узнав среди них того Осипа, что когда-то учился со мной у Горшковой. Он тоже заметил меня, но не стал со мной кланяться. Первым же я в этот вечер не захотел поклониться ему.

В конце лета случилась беда с мадам Штраус. Ей на голову, оборвавшись, упал медный окорок, и она умерла на глазах капельмейстера Шмидта, который стоял с ней у входа в колбасную.

Похороны были очень торжественны. Шел полицейский и заставлял снимать шапки. Потом ехал пастор. За дрогами первым был Штраус. Его вели под руки Йозес (рояли) и Ютт. Дальше шли мадам Ютт, мадам Йозес и Бонинша, явившаяся из местечка. Затем начиналась толпа. В ней был Пфердхен, Закс (спички), Бодревич, Шмидт, Гри-лихес (кожа), отец Митрофанова. В кирхе звонили. Печальный, я смотрел из окна. Я представил себе, что, быть может, когда-нибудь так повезут Натали, и, как Шмидту сегодня, мне место окажется сзади, среди посторонних.

26

На молебне Андрей встал со мной. Я доволен был, что не чувствую никакого интереса к нему. Приосаниваясь, я стоял независимо. - Двое и птица, - сказал он мне и показал головой на алтарь, где висело изображение "троицы". Я не ответил ему.

Когда мы расходились, меня задержал в коридоре директор. Он мне предложил поступить в наблюдатели метеорологической станции. Он пояснил мне, что таких "наблюдателей" освобождают от платы. Смотря ему на бороду, я представил себе, как войду и не с первого слова объявлю эту новость маман. Он сказал мне, что ГвоздJв, шестиклассник, покажет мне, что и как надо делать.

Взволнованный, как всегда перед новым знакомством, я ждал своей встречи с Гвоздевым. - Не он ли, - говорил я себе, - этот Мышкин, которого я все время ищу?

На другой день он утром забежал ко мне в класс. Он был юркий и щупленький, черноволосый, с зеленоватыми глазками. Мы сговорились, что вечером я с ним пойду.

Этот вечер был похож на весенний. Деревья раскачивались. Теплый ветер дул. Быстро летели клоки рыхлых тучек, и звезды блестели сквозь них. Запах леса иногда проносился. ГвоздJв меня ждал на углу. Я сказал ему: Здравствуйте, - и мне понравился голос, которым я это сказал: он был низкий, солидный, не такой, как всегда.

По дороге ГвоздJв рассказал мне кое-что из учительской жизни и из жизни Иван Моисеича и мадам ГоловнJвой. Про каждого ему что-нибудь было известно. Я, радостный, слушал его.

Незаметно мы дошли до училища. Было темно внутри. Дверь завизжала и громко захлопнулась. Гулко звучали шаги. Слабый свет проникал в окна с улицы. Молча сидели на ларе сторожа, и концы их сигарок светились. ГвоздJв чиркал спичками "Закс". Из "физического кабинета" мы достали фонарик и книжку для записей. К флюгеру мы полезли на крышу. Люк был огорожен перилами. Мы постояли у них и послушали, как галдят на бульваре внизу.

Возвращаясь, мы шли мимо Ютта. Фонарь освещал барельеф возле входа, изображавший сову, и ГвоздJв сообщил мне, что все украшения этого дома придуманы нашим учителем чистописания и рисования Сеппом. Он мне рассказал, что Сепп, Ютт и учитель немецкого Матц происходят из Дерпта. По праздникам они пьют втроем пиво, поют по-эстонски и пляшут.

Прощаясь, он меня попросил, чтобы я познакомил его с Грегуаром. "ГвоздJв, - на мотив "мел, гвоздей" напевал я, оставшись один, - дорогой мой ГвоздJв".

Я обдумал, о чем говорить с ним при будущих встречах, прочел для примера разговоры Подростка с Версиловым и просмотрел "Катехизис", чтобы вспомнить смешные места.

Но беседа, к которой я так подготовился, не состоялась. Назавтра ГвоздJв подошел ко мне на "перемене". На куртке у него сидел клоп. Это расхолодило меня.

Я представил ГвоздJва Софронычеву, и они подружились, и даже Грегуар записал это в свой "Календарь". Он оставил его один раз на окне в коридоре, и там он попался мне. Я приоткрыл его. - "Самое, - увидел я надпись, любимое:

КНИГА - "БАЛАКИРЕВ",

ПЕСНЯ - "ПО ВОЛГЕ",

ГЕРОИ - СУВОРОВ И СКОБЕЛЕВ,

ДРУГ - и ГВОЗДЕВ".

Этой осенью я не ходил на кондратьевские именины. - Мне задано много уроков, - сказал я, - и кроме того, мне придется бежать еще на "наблюдение".

Стали морозы. Маман мне купила коньки и велела, чтобы я взял себе абонемент на каток. - Хорошо для здоровья, - сказала она мне. Я знал, что она это вычитала из статьи про пятнадцатилетних, которую летом ей прислала Карманова.

Я брал коньки и, позвякивая, выходил с ними, но не катался на них, а ходил по реке к повороту, откуда видны были Шавские Дрожки вдали, или в Гриву Земгальскую, где была церковь, в которой когда-то венчалась А. Л.

Возвращаясь оттуда, я иногда заходил на каток. Там играл на эстраде управляемый капельмейстером Шмидтом оркестр. Гудели и горели лиловым огнем фонари. Конькобежцы неслись вдоль ограды из елок. Усевшись на спинки скамеек, покачивались и вели разговоры под музыку зрители. Я находил Натали и смотрел на нее. Раскрасневшаяся, она мчалась по льду с Грегуаром. Схватясь за ГвоздJва, Агата, коротенькая, приналегала и не отставала от них. Карл Пфердхен, красуясь, скользил внутрь круга, проделывал разные штуки и вдруг замирал, приподняв одну ногу и распростирая объятия. Бледная, с огненным носом, Агата упускала друзей и все чаще начинала мелькать одиноко и устремлять на меня выразительный взгляд.

Я заметил там одну девочку в синем пальто. Когда я появлялся, она принималась вертеться поблизости. Раз она стала бросать в меня снегом. Не зная, как быть, я в смятении встал и удалился величественно.

Как всегда, на рождественских праздниках состоялся студенческий бал. Я пошел туда - с "почты амура" я надеялся получить, как всегда, письмецо.

В гимнастическом зале, как в лесу, пахло елками. Между печами, блистающий, был расположен оркестр. Евстигнеева пела, тщедушная, встав на подмостках во фронт. Было все как всегда. Не хватало одной мадам Штраус.

Стефания незаметно подкралась ко мне. - Сколько времени мы не встречались, - сказала она и, схватив меня за руку, стала трясти ее. Тут подоспела девица, которая, меча в меня снегом, напала на меня один раз на катке, и Стефания ее мне представила. - Жаждет, - пояснила она, познакомиться с вами. Просила меня еще в прошлом году, но вы тогда вдруг испарились. - Девица кивала, чтобы подтвердить это. Крепенькая, она была рыжая, с "греческим" носом и узкими глазками. Звали ее, оказалось, Луиза Кугенау-Петрошка.