Влас Дорошевич - Каторга

- Какой же я бабай, - запальчиво орет простофиля, - ежели я крещеный человек и у меня крест на шее есть?

- Нет у тебя креста на шее, у бабая!

- Как нет? Парей на пятишку.

- Ребята! - обращается арестант к новичкам. - Сложим пять целковых, утрем бабаю нос.

Все видели, как крест был срезан, а деньги в каторге ой-ой как нужны. Пять рублей немедленно составляются.

- Расстегивай ворот.

Спорщик расстегивает рубаху. На шее крест. Тут все, конечно, состоит только в том, что на человеке было два креста.

Новички ошеломлены, требуют деньги назад: "Мошенство!" - но напарываются на кулаки всей тюрьмы:

- Плати, коль проиграл! Правило!

Не будем особенно долго останавливаться перед новичком, который с изумлением повторяет, глядя в свой кошелек:

- Как же так? Было двадцать целковых, а стало десять. Значит, украли! Этак я жалиться буду!

- Попробуй! Свези тачку! Легаш поскудный!

С ним сыграли ту же шутку, какую специалисты "подкидчики"* устраивают часто на улицах и Одессы и всех вообще больших городов.

_______________

* Иначе это называется на воровском языке "работать на бугая", т. е. обрабатывать человека, глупого как вол.

Вдвоем с арестантом они нашли кошелек и только что хотели приступить к дележу добычи, как перед ними словно из-под земли вырос владелец потерянного кошелька.

- Мой!

- А твой, так возьми!

- Стой! А куда же два серебряных целковика делись. Тут два серебряных целковика были!

- Никаких мы целковиков не видали.

- Ан, врешь! Это что ж? Воровство? У своих тырить начали?

- Да хоть обыщи, дьявол! Чего лаешь!

Арестант выворачивает карманы и показывает кошелек. То же по необходимости делает и новичок.

Владелец двух якобы пропавших рублей роется в его кошельке, двух целковиков, понятно, не находит и отдает кошелек обратно.

- Знать, другой кто взял! Не взыщите! Вижу теперь, что вы люди честные!..

И уходит искать два пропавших целковых.

Только потом новичок, заглянув в кошелек, увидит, что из него во время осмотра исчезло десять рублей.

Тут дело снова в "ловкости и проворстве" да в том, чтобы во время осмотра кто-нибудь сзади будто нечаянно толкнул новичка, заорал, вообще заставил его на секунду отвернуться.

Пойдем к группе, собравшейся около игрока. Тут идет игра "в наперсток". Два наперстка, под одним есть шарик, под другим - нет. Игра идет на маленькой скамеечке, во время обеда заменяющей стол, поставленной на нарах. Игрок с такой быстротой передвигает наперстки, что нет возможности заметить, который из них тот, под которым шарик.

- Закручу! Замучу! - орет игрок. - Ставьте, что ли!

- Ишь, черт, дьявол, лешман! Ни свет ни заря, спозаранку за игру принялся! - раздается сзади игрока в толпе.

- А тебе какое дело, треклятому? - отзывается игрок.

- А такое, что непорядок! Вот какое!..

- А ты что тут за порядчик такой выискался? Тебя кто порядки уставлять звал? Ты что за шишка?

- А ты не лайся! Звездануть тебя в душу, черта...

- Молчи, пока арбуз не раскололи!

- Расколол один такой...

Вот-вот запустят руки за голенища, и пойдут в ход "жулики" - ножи. Лица озверели. Игрок забыл и об игре. Повернулся лицом к обидчику.

А в это время арестанты подглядывают, под каким наперстком хлебный шарик.

- Ставь, ставь красненькую! - шепчут они денежному новичку, около места которого и затеялась игра. - Ставь! Чего его жалеть! Всех обыгрывает! Надо и его! Ставь наверняка ведь. Вот так, прячь деньги под карту...

- Да будет вам, дьяволы! - обращаются они к ссорящимся. - Ишь, волынку затерли, дьяволы! А тебе что! Не ндравится, проходи, а огня из человека добывать нечего. Скипидаристый, право, человек!

Вступившегося в игру протестанта уводят. Игрок, ворча и доругиваясь, возвращается к игре:

- Ну, что тут?

- Все сделано. Куш под картой.

Игрок берется за наперстки.

- Нет, уж это ты оставь! - протестует толпа. - Игра составлена. Как есть, так и будет! Вот на этот он поставил!

- Да вы, может, подсмотрели, дьяволы?

- Видать, что окромя жулья никого не видел в жисть. Станет кто подсматривать? Нет, уж правило! Игра составлена!

- Да, может, куш велик?!

- Под картой сколько есть! Нет, ты уж по правилам! А то "темную". Любишь, щучий сын, выигрывать! Умей и платить.

- Ну, ин, будь по-вашему! Ежели правило, я ни слова. Этот, что ли?

- Этот! - подтверждает новичок.

Игрок поднимает наперсток, под наперстком пусто, и тянет куш из-под карты.

Дело снова в ловкости рук, в умении быстро и незаметно, пока новичок волнуется во время спора, передвинуть наперстки один на место другого.

Тузы и "черное и красное", это - почти одно и то же. Выбирают по желанию: тузы или другие карты.

Лежат крапом вверх три туза: два черные и один красный. Игрок их перекладывает с такой изумительной быстротой, что нет возможности уследить, куда ляжет красный.

Но во время игры его отвлекут какой-нибудь ссорой или прибегут сказать что-нибудь. Игрок отвернется, а в это время какой-нибудь арестант подсмотрит, где красный, и сделает на крапе карандашом метку.

- Ставь на этого, - шепнут новичку.

Игрок кончит ссору или разговор, возьмется снова за игру, начнет перекладывать карты с места на место.

- Готово!

Новичок ставит на меченого туза часто все, что у него есть, желая сразу вдвое разбогатеть. Ему дадут самому вскрыть туза, он вскроет: черный!

Дело в вольте, который делает во время метки игрок. Он подменяет меченого красного туза точно так же отмеченным, заранее приготовленным черным.

Так шулера обыгрывают тех, кто не прочь бы выиграть наверняка.

И вот к вечеру новички, проигравшиеся в прах, обманутые, часто избитые за нежелание платить, ложатся на нары, думая:

- Ну, народ!

А сосед утешает:

- Зато ты теперь настоящий арестант. Форменный, как есть. Все ту же школу проходили. Порядок.

Они обобраны и тем посвящены в каторжане. Каторга не любит собственности и собственников. Их деньги пошли гулять по тюрьме: сегодня к одному, завтра - к другому...

Некоторые из вновь посвященных с тоской и ужасом думают о предстоящих днях голодовок и всяческих лишений.

Другие чувствуют злобу в душе и засыпают с мечтою, как они и сами будут точно так же обирать новичков.

Интеллигентные люди на каторге

Приходилось ли вам когда-нибудь видеть в глаза смерть?

Тогда вы знаете, что "время", это - вздор, что понятие о "времени" условность, что часов, минут, секунд на свете не существует.

Пока поднимется и щелкнет курок, вы успеете столько передумать, переиспытать, перечувствовать, сколько не передумали бы, не перечувствовали, не переиспытали в год.

Год каторги... Это - не двенадцать месяцев, из которых каждое двадцатое приносит вам жалованье. Это - не "четыре сезона", как для светских людей. Не триста шестьдесят пять дней, как для всех. Это миллионы минут, из которых многие каждая длиннее вечности.