Юрий Дружников - Последний урок

3.

Анатолия Михалыча нередко будили из Москвы, а то, случалось, звонили из Парижа или Рима. Он поежился, нащупал у лампы кнопку, зажмурившись от яркого света, похлопал ладонью по журнальному столику в поисках очков и дотянулся до телефона.

- Дорофеенко Москва вызывает.- металлическим голосом сообщила телефонистка.- Москва на проводе.

- Давайте.

Дорофеенко устало зевнул. Из трубки донеслось мычание.

- Слушаю, хэллоу. Кто это?

- Толик... м-м-м... Толик...

Он опять зевнул.

Мало людей называли его, поседевшего, степенного человека, Толиком. И он без труда различал их. Но тут не смог.

- Толик, это Пал Палыч.

- Пал Степаныч? Здравствуй, батенька. Что же монографию задерживаешь? Рассержусь!

- Нет, Толик, это Пал Палыч, учитель географии из твоей... из вашей школы.

- Пал Палыч? Ну как же, как же, помню. Чем могу служить?

- Вы, м-м-м... извините меня, голубчик, что беспокою. Я помню, у вас поясное время.

- У вас тоже поясное время. И у всех поясное...

- Я хотел сказать, у вас поздно. Может, разбудил?

- Пустяк! А в чем дело?

- Что?

- Пустяк, говорю.

- Нет, не пустяк. Разница во времени три часа. Но у меня завтра последний урок... м-м-м... в моей жизни. Меня... Я на пенсию...

- Поздравляю с заслуженным отдыхом. Помню, как вы беспощадно тройки мне вкатывали. За дело, ничего не скажешь, за дело.

Несколько искусственно хохотнув, Дорофеенко поднялся, одной рукой накинул халат.

Ему ежедневно приходилось общаться со множеством людей, и по первым вежливым фразам он умел угадать, что человеку нужно. Это помогало сэкономить время. А тут, наверное, со сна, не мог он усечь, зачем позвонил учитель.

- Все знают, Толя, что вы мой самый талантливый ученик.

- Полноте!

- Прости старика. Я читал в газете, что ты чуть не каждый день в Москве. А завтра? То есть у вас, в Новосибирске, сегодня?

- В Москву? Я там должен быть в четверг на президиуме, потом останусь гастроли французов поглядеть. Утром, стало быть, среда?

- Прилетай на день раньше, загляни в родную школу. Вроде как торжество.

- Торжество, говоришь?

- Может, с билетом сложно?

- Чепуха! Когда урок-то?

- В тринадцать десять по-московскому. В школе тебя очень любят, Толя.

- Точно обещать не могу, попробую. Кабы, батенька, заранее... Я ведь себе не принадлежу.

- Для всей школы твой приезд будет праздником!

- Ладно, уговорил, Пал Палыч, уломал, будь по-твоему.- Дорофеенко и не заметил, как соскользнул на привычное административное "ты".- Пока!

- Закончили разговор?- спросила телефонистка.- Разъединяю.

Дорофеенко сбросил халат, лег на спину. Жена делала вид, что не просыпалась.

Он медленно снял очки и очутился в той проекции, о которой совершенно забыл. Старый московский переулок, школа, парадное с оторванной дверью, война... Небось, все посносили, а школа стоит. Да, утренним рейсом он вполне успеет. Встретят, как положено. Пионеры будут салют отдавать, подарят цветы, которые никогда не знаешь, куда сунуть, и все прочее. Сколько раз принимал он подобные почести в других местах - везде одно и то же.

Пал Палыч казался немолодым, когда Дорофеенко еще учился. Сколько ему нынче? Почему я пошел в данную отрасль - благодаря ему или вопреки? Или он просто ни при чем? Вот выйду на пенсию - обдумаю этот вопрос в мемуарах. Последний урок... А ведь, с другой стороны, и у меня тоже это будет: последний труд, последнее выступление по телевидению, последний международный конгресс, последний путь... Как говорится, за себя написать ничего не успел: сперва писал за других, а теперь другие за меня.

Руки Дорофеенко лежали скрещенными на груди, и он снял их. Как сказал однажды Лев Толстой, не спрашивай, зачем жить, спрашивай, что мне делать. Неплохо бы уважить старика. Нужно всегда оставаться людьми, в любом ранге, да мешает суета. Мы - жертвы. Наука поглощает нас целиком. Завтра бюро обкома - обойдутся, как бы только Темякин не перебежал дорогу с поездкой в Испанию. Прием англичан - это перепоручу. Что еще важное?

- Полетишь, Толь?- рассеянно спросила жена, привыкшая к непрерывным его вояжам.

- Знаешь ведь...

Он не договорил и погасил лампу.

4.

С утра Пал Палыч сходил в прачечную, взял накрахмаленную рубашку, которую не любил, потому что она натирала шею. Он заварил и выпил крепкого чаю, как всегда, с кусочком сыра без хлеба. Взял под мышку портфель, дошел до двери и вернулся. Положил портфель на место, на табуретку возле стола, и отправился просто так.

В школе мирно текли уроки. Коридоры пустовали. Гулко отдавались шаги, да уборщица тетя Настя брякала ведром. Из-за дверей доносились знакомые голоса учителей.

- Пал Палыч, миленький, где же вы?- пропела завуч, выкатившись ему навстречу и артистически всплеснув руками.- Полковник волнуется, скорей к нему!

Какая Марина Яковлевна сегодня нарядная. Она счастлива, чего там, только прикидывается грустной. Муж - начальник цеха на заводе, почтовом ящике, троих детей нарожала - редкость по нашим временам, дело любит.

Комарик зашел в кабинет директора, пожевал губами и пробурчал:

- М-м-м... Приедет, весьма возможно, Дорофеенко.

- Ого!- удивился Гуров и встал.- Ай да Палыч! Как говорится, комментарии излишни.

Было от чего ахнуть Гурову: лауреат, член ЦК, президент какой-то международной ассоциации борьбы за мир, почетный член нескольких академий Европы нынче собственной персоной будет в школе. Старик врезал в яблочко. Конечно, академика надо встретить, как положено. Для коллектива огромный положительно воздействующий фактор!

Директор приложил кулак ко рту, посмотрел на учителя и вдруг пожалел, что плохо о нем думал.

- Обрадовал ты нас сообщением, Палыч.- сказал он.- Очень обрадовал. Иди, спокойно готовься к уроку, мы сами все организуем. Единственная просьба: не забывай про высокий идейный уровень. Не надо нам Голландии и уж тем более Калифорнии, сам понимаешь. Дави больше на наши достижения, на патриотизм... Да, попроси ко мне завуча.

Когда дверь за учителем закрылась, Гуров открыл сейф. В нем стояло несколько бутылок коньяку и коробка конфет для почетных гостей: событие придется, как положено, завершить в кабинете. Директор вытащил початую бутылку коньяку, плеснул в стакан небольшую дозу, проглотил, чмокнул, закусил шоколадной конфеткой, запер сейф и снял трубку. Он набрал номер, соединился со знакомым в "Вечерке" и сообщил суть дела.

- Оценил? Тогда быстрей присылай сотрудника, можно и фотокорреспондента.

Вбежала, запыхавшись, Марина Яковлевна.

- Куда вы все запропастились?- спросил директор.- Лозунг готов?

- Все-все нормальненько.

- Текст продумали?

- Очень сердечный, как вы велели. Написали: "Прощайте, дорогой учитель Павел Павлович!"

Гуров поморщился.

- Что-нибудь не так?- встревожилась Марина Яковлевна.