Юрий Дружников - Тридцатое февраля

Юрий Дружников

Тридцатое февраля

Микророман

"Совершенно недействительно то,

что случается с нами в действительности".

Оскар Уайльд.

1.

В винном отделе, отгороженном стеной из ящиков с пустыми бутылками, дабы алкаши не омрачали взора более сознательной и реже пьющей части населения, как всегда в конце рабочего дня, ползла змея из человеческих тел от самой двери.

-- Крайний?

-- Так точно!

Кравчук поморщился, но занял пост за аккуратным старичком, бережно прижимавшим к груди четыре пустых четвертинки. Змея волновалась: водка была на исходе, а дело двигалось медленно, или казалось, что медленно, потому что состояние у Кравчука весь день было озорное.

В отличие от большинства удачников, Альберт Кравчук мог праздновать день рождения только раз в четыре года, когда на календаре появлялось двадцать девятое февраля. В такой год он родился тридцать шесть лет назад, и с тех пор, стало быть, ждал день рождения в четыре раза дольше, чем прочие граждане.

Утром на работе он, естественно, никому не заикнулся о событии. Но расчетчица Камиля, которую все, упростив ее татарское имя, звали просто Миля, по неосознанному чувству заглянула в табличку, прилепленную у нее в столе на дне ящика. И точно: в графе "Наименование товара" значился Кравчук А.К., в графе "Сорт" -- экономист, в графе "Срок поставки" -- 29 февраля.

-- Если спросят, я по месткомовским делам, -- сказала она.

Как Камиля действовала, всем известно. Она вынула из сумочки кошелек и в качестве уполномоченной месткома по вопросу дней рождения и похорон побежала по комнатам отдела расчета оптимального резерва запчастей. Не только резерва, но и самих запчастей не было, тем не менее премии начальство отдела получало исправно и даже держало переходящий вымпел победителей соцсоревнования в управлении, составляющем важную часть главка, входящего в министерство.

Премии премиями, а собирать деньги уполномоченной было непросто. Склерцов, если сказать, что собираешь по рублю, сам вынет трояк. Шубин, зам его, будет долго скрести по карманам и попросит зайти позже. Думает, Камиля забудет, но не на такую напал.

-- Вам каждый год, а ему раз в четыре, -- прямо ляпнет она. -- Так что не жмитесь!

Шубин -- трус, спросит, сколько дал Склерцов, немедленно вспомнит, что где-то у него, кажется, залежалось, полезет в сейф и вытащит два рубля. Рядовая масса внесет по полтиннику. Куренцову, которую недавно муж бросил, Миля незаметно обойдет: у той двое детей. За командированных займет в кассе взаимопомощи, а в следующий раз они отдадут вдвое больше -- за старое.

Перед обедом Камиля сказала Альберту, что у нее сегодня разгрузочный день, очередь в буфет ей не занимать.

-- Ты вроде бы в порядке, -- оглядел ее Кравчук, будто не понял хитрости.

Камиля поправила юбку.

-- Мне двадцать три. С половиной. А мать располнела в двадцать пять.

Вернулась Миля через час, молча положив перед Кравчуком сверток.

Теперь, пока змея поглощала алкоголь, Алик открыл портфель. В нем лежал этот сверток с тремя галстуками. Галстуки широкие, как еще недавно было модно, и к каждому платок. Этих галстуков Кравчуку хватит до гроба, тем более что он их не носит. Они душат. Надевал он галстук три раза в жизни: защищая диплом, в ЗАГС и на похороны отца.

С иронической улыбкой Камиля наблюдала примерку, которой она потребовала сразу после вручения подарка от имени и по поручению.

-- Экономически ты нецелесообразно родился, -- сказала она. -- Даришь вчетверо больше, чем получаешь.

-- Чего же мне -- день зачатия отмечать?

-- Детей находят в капусте, -- объяснила она, хлопнув ресницами, которые подкрашивала перед Кравчуком два раза в день. -- Слушай, правда, что у тебя жена еврейка?

-- А что?

-- Ничего! Я уверена, что из-за этого они тебя и не повышают.

-- Много ты понимаешь! Вон у Молотова была жена еврейка...

-- Так он же исправился: взял ее и посадил.

-- У Косыгина тоже...

-- Это точно неизвестно. Послушай, ты бы в партию вступил, перекрыл.

-- Да я храплю сильно. На собрании не высижу.

-- Ужас! Как можно любить храпящего мужчину? Кстати, с тебя причитается.

Нужно было, как положено, сгонять за бутылками и тортом. Все придут со своими стаканами, запрут дверь и вернут с лихвой расходы на подарки. Но у Алика денег только на одну бутылку сухого. Он пропустил намек Мили мимо ушей и коллективную поддачу за свой счет просто зажал.

До прилавка осталось всего ничего. Старичок выставил четыре пустых четвертинки и забрал одну полную. Он повертел пальцем головку, проверяя ее неприкосновенность, и сунул пузырек в карман. Продавщица стучала монетой по прилавку, торопя змею.

-- "Гурджаани"! -- выпалил Кравчук, став змеиной головой.

-- Еще чего?

-- Больше ничего.

-- Еще, говорю, чего? Где я тебе возьму "Гурджаани"?

-- Нету? А ведь было...

Кравчук видел в руках у выходящих -- несли.

-- Было да сплыло! Думай быстрей!

-- Тогда это... "Алжирское", -- Алик указал на ряд бутылок с одинаковыми красными этикетками.

Бутылка легла в портфель на галстуки. Кравчук выдрался из магазина и затопал к метро, но на углу остановился у объявлений. Обмен их комнаты в коммуналке на однокомнатную обсуждался давно. Хотя фантастических денег для неофициальной уплаты разницы не предвиделось, Евгения настойчиво искала варианты, и Алик посматривал на щиты.

Ему больше нравилось читать объявления, которые его не касались. Он их запоминал и цитировал. Камиля смеялась:

-- Боже, сколько у нас идиотов!

Евгения сердилась:

-- Делать тебе нечего!

Она была практичной, а это в женщине большое достоинство и огромный недостаток.

Он проглядывал объявления, иногда читал.

"Ребенку требуется няня, говорящая на английском и французском. Жилищные условия имеются. Адрес: Тбилиси, проспект Руставели..."

Языков Кравчук не знает и няней к аристократу в Тбилиси не потащится.

"Киностудии "Мосфильм" требуются монокли, веера, трости, табакерки, фальшивые драгоценности девятнадцатого века".

Фальшивых драгоценностей у Кравчука тоже не было.

"Утеряны золотые часы "Заря" с браслетом -- память о погибшем муже. Нашедшего прошу звонить для получения благодарности".

Часов Кравчук в последнее время не находил, а нашел бы -- продал, чтобы раздать долги.

"Студия клоунады при Московском государственном цирке объявляет набор. Прием до первого марта".

Альберт хмыкнул, что-то теплое вспыхнуло в сознании. Он переложил портфель с тяжелой, как бомба, бутылкой "Алжирского" в другую руку, еще побродил глазами вдоль щита. Все меняющиеся почему-то предлагали худшее и хотели получить лучшее, а ему надо было, чтобы хотели наоборот. Попадись сейчас подходящее, Евгения воскликнет: