Владимир Дудинцев - Между двумя романами

Вот так, значит, мы закрыли плитами, перекрыли подвальные помещения и начали уже возводить стены. Тут я должен еще добавить об удивительных поворотах, связанных с моей обруганной книгой. Мне мечталось облицевать дом керамическим семищелевым кирпичом. И красиво, и хорошая теплоизоляция. С бумагой из Литфонда отправился я на кирпичный завод. А там - сам удивляюсь своей популярности - директор тоже оказался читатель. Партийный товарищ, между прочим. Выписал мне неликвиды: такие, с пятном пережига, - мне это даже нравилось, - или там еще какой дефект. А когда стали отбирать мне кирпич, то и полноценных некоторое количество положили. Ну, я кладу внешнюю часть стены - у нас колодезная кладка, - а жена вслед лепит красный кирпич, внутреннюю стенку. В 6 утра встаем, работаем, кладем кирпич. Под навесом керогаз, варится каша - наш завтрак. И вот снаружи, за пределами участка, идут два пожилых пенсионера, которые только что, проделав зарядку, покушав, вышли гулять и ведут разговор о политике. И до нас с Наталкой этот разговор доносится. Вот они этот свой разговор прервали и, слышу, один говорит: "Вот видишь, Константин Макарыч, вот она, вот она где, контра... Вот она, собственность, смотри, как они для себя стараются, гребут... Все они так: нет, чтобы для народа - все для себя". Критики эти сами-то бесплатно и не в первый в этом году раз проводят время в доме отдыха "Чайка", куда мы с Наталкой только мимоходом поглядываем, когда на Волгу купаться идем... Оттуда же, из "Чайки", одержимый какой-то приперся с лопатой и давай копать-рыхлить выгон рядом с нами. Для общества, мол...

...И так мы в конце концов подняли стены примерно на полметра. На этом остановились, и дом стоял примерно лет 10 без продолжения. Потому что у нас опять начался денежный прорыв...

Пошли грозные предупреждения: "Вами просрочен срок строительства. Предлагаем явиться..." И я ходил, и мне давали пролонгацию. Такая волынка текла много лет, пока я не стал зарабатывать гроши, и тогда уже, по истечении десятилетнего срока, опять возобновили... Уже сад плодоносил, яблоки нам давал. Мы обжили хорошо этот участок и только после этого начали потихоньку двигать опять стройку. Я переводами стал заниматься (украинских советских писателей я легко переводил, а казахских и башкирских - по подстрочникам с Наталкой вместе трудились). Подзаработали кое-что. И снова взялись за строительство.

(Жена. Летом работа шла весело. Дети уже взрослые: девочки студентки, старшая - замужем. Иван - старшеклассник. Помню, бетонировали плиту под предполагаемый санузел. Я с дочкой Леной - у бетономешалки, Маша, младшая, крутит лебедку, тащит по "железной дороге" шайки с бетоном, Люба с вибратором - уплотняет разлитый отцом и Ваней бетон. Иван был постоянным третьим членом нашей стройбригады. Очень ответственно возводил стены. Был с ним его друг и одноклассник Витя Пясецкий. Он как бы стал членом нашей семьи и немало приложил труда к стройке и тогда, и потом, уже когда дело это перешло к окончившему курс архитектуры нашему сыну.)

Этот дом, я вам скажу, несет в себе такие овеществленные следы доброго отношения к нам со стороны людей. Здесь кирпич в основном укладывали я, жена моя и Ванька, подросший к тому времени тоже. Не было года, чтобы не приходили сюда люди интеллигентных профессий, которые приезжали к нам пожить на 10-15 дней, и, постояв, глядя, как мы строим, - и что же я-то стою, - принимались класть кирпич. Вот здесь молодой доктор Витя Пясецкий, он строил на втором этаже стену. Преподаватель Института им. Крупской, педагогического, строил тут. "Дядик Борик" строил... Много разных людей принимали участие, и вот получился таким образом этот замок, который пришел ко мне в руки, это владение, вот таким каким-то полуфантастическим путем. И теперь мы в нем живем.

Глава 26

"ОРГАНЫ" НЕ ДРЕМЛЮТ

Рассказывая, как мы строили дом на Волге, я увлекся и махнул вперед... Это потом уже, когда сел писать свой новый роман ("Белые одежды"), смог я в своем загородном кабинете наслаждаться у распахнутого окна сосновым духом. А пока мы с Наталкой и Ванькой продолжали поднимать кирпичную кладку, а за мной между тем продолжало приглядывать недремлющее око. Появился у меня, можно сказать, ангел-хранитель от КГБ - Михаил Иванович Бардин, мил человек. О его появлении предупредил звонок из правления Союза писателей. И вот он, такой - волосы реденькие с рыжизной, уши торчат вроде как ручки кастрюли. Впрочем, его портрет есть в "Белых одеждах" - Свешников с него списан: внешний вид. И пошло... Заходил Бардин время от времени, по своему, видно, графику. Пьем чаи, ведем разговоры такие, вокруг да около, с подходцем. Наталка даже пироги иной раз печет с капустой, его любимые. В общем, чувствовался защищенный тыл: моя милиция, так сказать, меня бережет.

Проходит какое-то время, - приносит мне книжку Даниэля "День открытых убийств" - "Почитайте". Через несколько дней заходит: "Ну как, мол, вам это произведение?" - "Не понравилось", - отвечаю чистосердечно. Он оживился: почувствовал, леска вроде дернулась. "Вот, - говорит, - выступите на суде (в те дни намечалось растерзание Даниэля советским судом), выскажите ваше мнение". - "Ну нет, - думаю, - дудки. Тащи, тащи леску, посмот-рим, что вытащишь". И говорю: "Уважаемый Михаил Иванович, выступить никак не могу". - "Что такое? Вам же не понравилось!" - "Не могу. Чтобы написать такое, дойти до того, чтобы это все вылить... Это непросто... Человек, должно быть, много перечувствовал, на своей шкуре пережил. А мне ничего про этого писателя неизвестно".

Бардин, надо отдать ему справедливость, не стал настаивать. Он ни разу в подобных случаях не нажимал. Обошлось, и продолжал, по графику, ходить.

Был еще случай. Это когда Пастернака исключали из союза нашего писательского. Михаил Иванович осторожно так намекнул: "Пастернак на вас, Владимир Дмитриевич, наябедничал: почему, мол, Дудинцева не трогаете? Он ведь раньше меня во всех странах свой роман напечатал!" Не помню, что я ответил Бардину. А вот писатель один... (не хочется называть имя бедняги, расстроится). Приходил ко мне писатель такой, специально приходил "помочь" мне подготовить свое выступление на Пленуме. И, как у таких уполномоченных водится, приступил с приговоркой, всегда одной и той же: "Старик, ум хорошо, а два - лучше". Я тогда сказал, что выступлю. Отчего же, мол, не выступить? То-то будет случай отвесить Суркову публично. Скажу: вот вы тут изощряетесь в клевете на писателей. И по мне прошлись хорошо, и не раз. Родину защищаете от врага. А я тут, перед вами, да что тут говорить, у меня, между прочим, отверстий от ран больше, чем у вас естественных отверстий. Что-то в этом роде наговорил. И в самом деле записался на выступление. Но, когда дошла до меня очередь, председательствующий предложил закрыть прения, хоть публика и кричала: "Дать Дудинцеву слово!" Видно, мой друг писатель доложил, как я хочу выступить.