Джафар Джабарлы - Алмас

Алмас. А говорят, любящий человек все может простить.

Фуад. Что скажут люди? Ведь шила в мешке не утаишь... Нет, ребенка я тебе не могу простить!

Алмас. Не можешь простить? (Вынимает из ящика стола письмо и протягивает Фуаду). Фуад! А это что такое?

Фуад. Это... это...

Алмас. Да, это твое письмо с признанием, что ты платишь алименты.

Фуад. Но, Алмас, это ведь молодость. Это дело случайное. Ну, случилось...

Алмас. Случайно случилось? Почему для тебя могут быть случайные дела, а для меня не могут?

Фуад. Ну, Алмас, ведь я мужчина, а ты женщина!

Алмас. Забудь про это. Женщина, как и ты, - человек, во всех своих делах свободный и вольный.

Молчание.

Фуад. Алмас, о существовании ребенка кто-нибудь знает?

Алмас. Зачем ты об этом спрашиваешь?

Фуад. Пусть никто не знает. Пусть эта тайна останется между нами.

Алмас (нервно). Наоборот! Я постараюсь, чтобы все об этом узнали и поняли, что это мое личное дело, только мое, и вмешиваться в него никто не имеет права! (Бросает на пол письмо).

Как раз в это время входит Т е м и р т а ш.

(Ища поддержки с доверием). Вы приехали, Темирташ. Я очень рада!

Темирташ. Ветер и гроза. Алмас, измучили лошадей. Не мог раньше приехать.

Алмас (возбужденно). Познакомьтесь!

Темирташ (подходя к Фуаду и с легкой улыбкой протягивая руку). Темирташ!

Фуад сердито поворачивается к нему, резким взглядом смотрит то на его лицо, то на свою руку и с размаху бьет его по щеке. Затем все трое молча стоят и смотрят друг на друга. В это время входят Барат, Гюльвердыи еще несколько молодых ребят. Фуад смотрит на них, подходит к двери. Оборачивается к Алмас.

Фуад. Завтра на разборе встретимся. (Резко хлопает дверью и уходит.)

Алмас молчит, остальные стоят неподвижно.

КАРТИНА 7-я

Сельсовет. Комната заседаний. Посередине члены комиссии. Справа сидит А л м а с.

Ш а р и ф (говорит ,с жаром. У него в руках, записки). Мы, крестьяне, не допустим, чтобы волки, переодевшись в овечью шкуру, вели бы свою контрреволюционную подрывную работу. Она раздевает взрослых девиц и заставляет их танцевать перед своими друзьями.

Б а р а т. Врешь!

Ш а р и ф. Что, я лгу? Вот заявление крестьян. Тут сто пятьдесят человек, все фактологически и документологически подписались. Они все своими глазами видели. Детей она учит воровать у родителей для нее продукты. И это не правда? Если я говорю неправду, так пусть скажет предсельсовета. Так, товарищ Бала-Оглан, или не так? Ты своими собственными глазами видел или не видел?

Бала-Оглан. Так, так, так. Видел.

Ш а р и ф. Твоя собственная дочь дома яйца крала, или не крала?

Бала-Оглан. Так, так, так. Крала.

Ш а р и ф. Гаджи-Ахмед, твой сын кувшин с маслом украл или не украл?

Г а д ж и-А х м е д. Клянусь вам, товарищ председатель, раз спрашивают, надо говорить правду, - все это она делает!

Оджаккули (встает). А почему вы про мечеть не говорите? Про бога забыли? Товарищ комиссар, я спрашиваю тебя: каждое здание своего мастера и каждое творение своего творца имеет или не имеет? Я вас спрашиваю! Имеет или не имеет?

Б а р а т. Ты это у своего хромого мула спроси.

Оджаккули. Опять про мула! У кого мул хромой, собачий сын?!

Ш а р и ф. Положим, я говорю неправду. Но что вы скажите про ее ребенка? Товарищ Барат, может быть, и это неправда? Что вы на это скажете? А? Больше года учительница здесь, а жених приехал только вчера. Откуда же этот ребенок появился? А? Молчите? Товарищ Гюльверды, товарищ Барат, товарищ Автиль, ну что же, говорите!

Гаджи-Ахмед. Вот молодец, хорошо поймал!

Ш а р и ф. Вот почему крестьяне увели своих жен, и опять жены остались... (Палец его срывается, и он теряет страницу, перелистывая записи). И опять женщины остались... и опять женщины остались... (Найдя страницу). Женщины остались в темноте и невежестве. И из училища все своих детей разобрали. И училище развалилось.

Барат. Училище вы развалили.

Ш а р и ф. А посему такая развратная женщина недостойна быть советской учительницей и должна быть, я убежден, снята и предана суду, чтобы и другим это было уроком.

Все хлопают, и в это время с волнением входит Наз-Ханум.

Наз-Хану м. Что с моей дочкой делают? (Направляется к Алмас). Что с ней делают?

Автиль. Ничего, Наз-Ханум. Заживет -здоровой будет.

Председатель. Гражданин Гаджи-Ахмед.

Гаджи-Ахмед. Товарищ председатель! Я крестьянин-середняк и инвалид. Вот моя бумага. Я соввласти готов головой служить, хоть человек я неграмотный и законов не знаю. Все, что сказал Шариф, - конечно, все это правильно. Но я просил бы представителей власти на этот раз простить учительницу. Мы люди темные. Правда, говорят, из-за сухого и мокрый загорается. Ее не накажешь, крестьяне и хороших близко не подпустят, потому что ужаленный змеей и веревки боится. Но все же я просил бы правительство облегчить ее наказание. Она- ребенок. Раз ошиблась - другой раз подумает. Я ей все прощаю. А мы - мы люди темные...

И б а т (с места). Про ребенка скажи, про ребенка!

Гаджи-Ахмед. Про ребенка уж я... Даже язык не поворачивается. Я, правда, эти новые законы хорошо не знаю, только такой женщине больше крестьяне своих ни жен, ни детей не доверят. Она больше в этой деревне работать не сможет. Вот почему и училище-то развалилось. Это все крестьяне говорят. Мне, товарищ председатель, все равно. Имею одну жену - с соломой лошадь не съест, с костями-собака. Бедняку терять нечего. Советская власть нас защитит. Да здравствует Советская власть! Да здравствует Коммунистическая партия!

И б а т (с места). Товарищ председатель, я хочу спросить, что должна делать учительница в деревне? А? Она, учительница? - я спрашиваю. Значит, должна детей учить? Да? Очень хорошо! А то, что она собирает всех женщин и начинает им сказки про белого бычка рассказывать: муж тебя обижает - уходи, денег не имеешь - иди, будь общей. Предсельсовета не годится. Исполком должен быть женщиной. Мечеть нужно превратить в наш клуб. Все это ей полагается делать, или она вне закона делает?

Бала-Рза. По какому закону можно мужа заставлять сидеть дома, а жену в колхоз или на курсы записать, в общую записать? А? По закону полагается? Или нет?

Председатель. Товарищ Барат.

Барат. Я могу сказать только то, что с приездом Алмас-ханум училище было приведено в порядок. Она каждый день приходила с нами беседовать. И мы к ней ходили...

Гаджи-Ахмед. Вот, вот, вот! Беседовать, беседовать!

Барат (смущенно). Собственно говоря, мы всегда о деревенских делах говорили. Она говорила, что деревня наша отстала и надо сделать так, чтобы наша деревня стала передовой. И что для этого необходимо работать сообща, купить машины, раскрепостить женщину, изжить неграмотность. Она всю молодежь подбадривала и вселяла в нее силу для борьбы вот с этим кулачьем. Она была комсомолу большой подмогой в работе. Вот и все. Ребята могут это подтвердить.