Николай Гоголь - Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки

Начало первой главы построено на общеизвестной доныне песне, для получения которой Гоголь, конечно, не имел надобности обращаться к какому-нибудь сборнику:

В словах парубка: „если бы и повеяло холодом, я… надену шапку свою на твои беленькие ножки“ нетрудно узнать переложение слов этой песни:

В дальнейших главах заключается повествование, построенное на данных народной мифологии. В нем легко выделяются широко распространенные мотивы устных „преданий“. Например, мотив обращения ведьмы в животное и в частности — в кошку в фольклоре очень распространен (А. Н. Афанасьев. „Поэтические воззрения славян на природу“, III. М., 1869, стр. 532 и сл. даны указания на литературу; И. И. Манжура. „Сказки, пословицы и т. д., записанные в Екатеринославской и Харьковской губ.“. Харьков, 1890, стр. 136; Б. Д. Гринченко. „Этнографические материалы, собранные в Черниговской и в соседней с ней губерниях“. I. Чернигов, 1895, стр. 66, и мн. др.). Весьма распространен и другой мотив: поражение оборотня — поражение ведьмы (С. В. Максимов. „Нечистая, неведомая и крестная сила“. СПб., 1903, стр. 135; В. Н. Добровольский. „Смоленский этнографический сборник“, I. СПб., 1891, стр. 132; Б. Д. Гринченко, назв. соч., стр. 108, и мн. др.).

Рассказы об утопленницах-русалках, об их обиталище и подводных богатствах, об их внешнем облике, их нравах, их вмешательстве в людскую судьбу и пр. и пр. — имеют соответствие в народной словесности; каждый мотив, почти каждая подробность описания разработаны в русском и украинском фольклоре (ср. Д. К. Зеленин. „Очерки русской мифологии“. Пгр., 1916, стр. 119–124, 128, 140, 166, 187 и др.; указана обширная литература). Даже такой, казалось бы случайный, художественный мотив, как разрешение задачи — отличить ведьму среди настоящих русалок — в разнородных вариациях известен в фольклоре (Г. И. Чудаков. „Отражение мотивов народной словесности в произведениях Н. В. Гоголя“ — „Университетские Известия“. Киев, 1906, № 12, стр. 16–17; указана литература).

Относительно всех или почти всех важнейших моментов повести можно сказать, что они опираются или на несомненные или, чаще, на предполагаемые источники. Чем значительнее и самостоятельнее талант художника тем труднее разглядеть материалы, вошедшие в его работу. Приписывать авторству Гоголя то, что здесь предполагается как переработка заимствованного из памятников устной поэзии, невозможно, во-первых, в виду большого числа фольклорных мотивов, имеющих прямые параллели в повести Гоголя, и, во-вторых, — поразительно близкого сходства в общем содержании и в частностях, а также в трактовке этих мотивов в произведениях устной словесности и на страницах „Майской ночи“. Буквального совпадения с источником здесь не должно и ждать, а некоторые различия в вырисовке подробностей неизбежны по вполне понятным причинам. В так называемых „преданиях“ (то есть произведениях сказочного типа не построившихся в определенные, отлившиеся речи), которыми пользовался Гоголь, явно преобладают черты эпоса; в них ясна тенденция к устранению индивидуальных черт „действующих лиц“, „мест действия“ и пр., — тенденция к „снятию всех индивидуальностей“ (русалки выходят на берег реки или озера, живут они в воде, у них есть жилище и т. п.) Тенденция художника-лирика, каким заявил себя автор „Утопленницы“, если не противоположна, то лежит в ином направлении: на фоне общего, почти безличного, обычно безымянного, дать конкретную обстановку и индивидуальные образы (русалки выходят греться в панский сад, главною русалкою в панском пруду сделалась сотникова дочка и т. д.).

Г. П. Георгиевский . „Майская ночь“ (вступительная статья к публикации червовой рукописи повести в издании „Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя“, вып. 3. СПб., 1909, стр. 55–59; стр. 60–83 — текст повести).

Хранящийся в Архиве Института литературы Академии Наук СССР в составе Дашковского собрания автограф „Пропавшей грамоты“ является черновиком первоначальной редакции повести. Автограф написан чернилами на четырех листах большого формата (с оборотом) обычным для Гоголя убористым почерком с многочисленными поправками и помарками. Листы рукописи были разорваны на куски и позже склеены и вплетены П. Я. Дашковым в тетрадь вместе с рядом других автографов Гоголя. Черновой, первоначальный характер этого документа подтверждается и отсутствием заглавия. Рукопись „Пропавшей грамоты“ была впервые опубликована, чрезвычайно неисправно, К. Н. Михайловым (К. Н. Михайлов читал, например, вместо „возле ятки храпела сидя“ — „возле этакого храпке (!) шла“, или вместо правильного „гладили усы“ — „кидали ум“, и т. д. и т. п.).

Текст черновика „Пропавшей грамоты“ значительно превышает по размеру окончательную, печатную редакцию, и хотя не имеет сколько-нибудь принципиального отличия от нее ни в сюжетном, ни в стилевом отношении, однако дает многочисленные варианты и разночтения. При отделке повести отпали целые фрагменты, не включенные Гоголем в окончательную редакцию. Так, в печатный текст не вошло ни подробное описание путешествия деда из пекла на хромом чорте, ни эпизод с горшками, надувавшими щеки. Отброшен был и ряд колоритных деталей. Так, например, при характеристике деда в черновой редакции указывалось, что он „один бывало иной раз выходил на медведя, а подчас и пяти человек умять ему было так же, как нашему брату отпеть воскресный кондак“.

Автограф повести не дает достаточных данных для определения времени ее написания. Публикация „Пропавшей грамоты“ в первой книге „Вечеров“ (цензурное разрешение которой датировано 26 мая 1831 г.) делает несомненным завершение работы над повестью не позже апреля — мая 1831 г. Однако начата повесть была, возможно, еще в 1829. В таком случае к этому времени восходит, вероятно, и черновой автограф. Подтверждением этому служит письмо Гоголя к матери от 22 мая 1829 г., в котором он запрашивает ее подробности относительно различных карточных игр, популярных в украинском обиходе.

Во втором издании „Вечеров“ 1836 г. текст „Пропавшей грамоты“ был перепечатан почти без изменений. Лишь в немногих случаях были заменены отдельные слова и изменен порядок слов в фразе (например, в ВД 1 было „нечистым“, в ВД 2 — „нечистыми“ или „валятся“ в ВД 1, а в ВД 2 — „повалятся“). Однако наличие этих изменений, хотя бы и мало существенных, свидетельствует, что текст второго издания, повидимому, внимательно прочитывался Гоголем.

В основном тексте настоящего издания сделаны следующие исправления против текста ВД 2: стр. 184, 32 и 188, 31 „чудище“ по РЛ 5 и ВД 1; ВД 2: „чудовище“; стр. 189, 14 „масть хоть куда“ — по РЛ 5; ВД 1, ВД 2: „масть хоть худа“ — опечатка, исправленная в обоих последующих изданиях; стр. 190, 10 „Жаль стало товарища“ — по РЛ 5 и ВД 1, в ВД 2 и последующих изданиях — „Жаль старого товарища“, что может рассматриваться как случайная опечатка; стр. 190, 27 „чудеса деются“ — по РЛ 5 и ВД 1, в последующих изданиях: „чудеса делаются“.