Ильяс Эфендиев - Не оглядывайся, старик (Сказания старого Мохнета)

- И чего мы вернулись? - снова спросил я Караджу.

Он опять промолчал. И тут я подумал, что Караджа уже который раз делает мне пращу, а я все теряю и теряю их. На воротнике моей курточки приколота была маленькая серебряная звездочка, мне подарила ее одна из маминых подруг, я заметил, что Караджа поглядывает на эту звездочку. Я снял звездочку и приколол к воротнику его старой рубахи.

- Чего это ты? - удивлённо спросил мальчик.

- Дарю! - с гордостью, сказал я.

- Правда? - Глаза, похожие на дырочки от гвоздей, радостно блеснули.

Я молча кивнул.

Караджа помолчал, подумал, достал из кармана свою великолепную пращу и протянул мне.

Праща была хороша, и хотя я считал какую бы то ни было мену делом недостойным, Карадже недолго пришлось уговаривать меня - пращу я взял. Уже у самых кибиток мы встретили дедушку Байрама, он не спеша спускался с горы. В бурке, накинутой на плечи, он казался еще красивее: седеющие русые усы, яркие карие глаза, рослый, статный...

- Тебе не холодно? - спросил он меня.

- Нет, - сказал я.

Караджа был одет гораздо легче меня, и чарыки его, и портянки были насквозь мокры, но дедушка не спросил, озяб он или нет. Он только улыбнулся Карадже.

Смотри, что он мне подарил! - я показал дедушке нарядную пеструю/пращу.

- О-о! - протянул он восхищенно. - А ты чем его отдарил?

- А я ему - звездочку! - я показывал на ворот его куртки. - Караджа мне куропатку поймает!

- Хорошо, - дедушка снова улыбнулся. - Караджа добрый мальчик. - И немного погодя спросил: - А что, дядя Айваз дает вам что-нибудь из еды?

- Дает... - не глядя па дедушку, буркнул Караджа.

- Дедушка! - я умоляюще посмотрел на дедушку Байрама. - Они очень бедные! Даже обед не готовят!

- Ничего... - Дедушка глубоко вздохнул. - Вот Караджа вырастет, станет настоящим работником, и наладятся их дела...

Мне показалось, что Караджа обрадовался дедушкиным словам.

- На! - Дедушка Байрам достал из кармана несколько бумажек. - Скажи матери, пусть купит что-нибудь на базаре.

- Дедушка! - воскликнул я. - Пусть купит ему новую рубаху!

- Здесь хватит и на рубаху, - дедушка Байрам усмехнулся.

- Ну а вдруг не хватит? Дай еще!

Дедушка достал еще бумажку.

Дедушка Байрам был единственным человеком, при котором я позволял себе упрямиться и даже капризничать. Мог бы я попросить денег у папы? Никогда! Даже и в голову не пришло бы. Он, может, и не стал бы ругать меня, но я постоянно ощущал разделявшую нас немую стену отчуждения.

- Любишь дедушку Байрама? - спросил я Караджу, когда дедушка ушел.

- А чего ж не любить? - равнодушно ответил Караджа.

Быстрым шагом мимо нас прошла Кызъетер. Щеки ее пылали, глаза блестели и казалось, что она никого и ничего не видит. Караджа молча пропустил мать, даже не взглянув на нее.

- Иди, отдай деньги! - сказал я.

Кызъетер стояла в. кибитке и рассматривала в маленькое карманное зеркальце свое пылающее лицо.

Караджа достал из кармана деньги, косо глянул на мать...

- На! Дядя Байрам дал.

Кызъетер быстро спрятала зеркальце и взяла бумажки.

- Тетя Кызъетер! - сказал я, видя, что Караджа молчит. - Дедушка Байрам дал деньги, чтоб ты купила Карадже одежду.

Кызъетер улыбнулась, сверкнув белыми зубами:

- Дай бог здоровья твоему дедушке! Только ведь у Караджи сестра на выданье, ей обновки нужны!

Я промолчал. Я видел, что Фируза, взрослая, красивая девушка, ходит босая. Плохо одетая, с утра до вечера занятая в доме дяди Айваза, она все равно всегда была веселая и добрая. И когда, она иной раз наклонялась и крепко целовала меня в щеку, мне не было неприятно: от нее пахло не мылом, как от Гюллю, а щавелем, который научил меня есть Караджа.

Я приметил, что Фируза поглядывает на моего дядю Нури, но тот не обращает на нее никакого внимания. А однажды случилось вот что. Дядя Нури, вернувшись с гулянья, хотел разуться, но его узкие сапоги размокли от сырости и никак не снимались. В кибитке, кроме меня, никого не было. Тут вошла Фируза и, увидев, что дядя никак не справится с сапогами, предложила:

- Давай стащу! Давай!

Фнруза стащила одни сапог, дернула за второй, не удержалась и упала на спину. Юбка задралась, обнажив ее бедра. Фируза тотчас же с хохотом вскочила, но дядя Нури не смеялся, он молча притянул к себе девушку, поцеловал ее, хотел еще раз поцеловать...

Фируза вскрикнула, вырвалась у него из рук и бросилась прочь. Дядя Нури, насвистывая, сунул под голову мутаку, взял русскую книгу и улегся. Я вышел из кибитки.

- Ты что ж это, сука гульливая?! - услышал я свистящий шепот бабушки. Фатьмы. - Распалилась не хуже матери своей! Проходу мальчику не даешь!

- Да что я такого сделала?

Мне было смешно, что бабушка назвала дядю Нури мальчиком, и обидно за Фирузу - ведь она и. вправду не сделала ничего плохого. И еще это слово "распалилась". Почему бабушка так говорит о Кызъетер? Я знал, что бывает такое время весной или осенью, когда верблюды-самцы "распаляются".

На другой: день стоял густой туман. Подходя к кибитке Караджи, я вдруг услышал взволнованный шепот:

- Отпусти! Пусти ради бога! Войдут... Увидят... Твоя мать убьет -меня!

Чего-то застеснявшись, я хотел было уже уйти, но тут из тумана вышел Караджа с полным решетом кизяка.

- Сейчас подожгу кизяк и пойдем! - сказал Он мне. - В туман куропатка запросто лезет в силок.

Он не договорил, из кибитки выскочила Фируза и промчалась мимо. За ней вышел дядя Нури.

- Куда это ты собрался? - сразу начал, он кричать на меня. - В такую погоду нельзя далеко уходить. А ну марш в кибитку! И этот не соображает!... - набросился он на Караджу. - Не знаешь, что в тумане волк к самому жилью подходит!

- ... А где твоя звездочка? - спросил папа, когда я вошел в кибитку. Он так строго глядел на меня, что я побоялся сразу сказать правду. - Ты потерял её?

- Я ее Карадже отдал...

- Карадже? Ты что - спятил?

- А он мне пращу подарил: Очень красивую!

Папа так и взвился:

- Надо же быть таким растяпой! Серебряную вещь променять на грошовую рогатку!...

- А-а!, - мама досадливо поморщилась. - Поменялись дети, и ладно! Подумаешь вещь - три золотника серебра!

- Вот! - гневно произнес папа, указывая на маму, - все ты! Твоя работа!... Ни на что не годен мальчишка! Рохля!

Папа с брезгливостью отвернулся, от меня.

- Не плачь... - вздохнув, сказала мне мама. - Лучше пойди умойся. Вернемся в город, - пойдем к ювелиру дяде Степану, он тебе еще лучше сделает...

Раздраженно чиркая спичкой, отец зажег папиросу и вышел. Ссорились они все чаще и чаще, но даже, когда они молчали, я чувствовал напряженность этого молчания. Дядя Нури уехал, но мама все равно подходила к парням, разговаривала, шутила с ними...

Дедушка Байрам редко бывал дома. В сопровождении Кызылбашоглы он ездил по селениям. Когда же он оставался дома, к нему обычно приезжали почтенные люди. Резали барана, ставили самовар, сидели и беседовали. Во всех этих разговорах непременно участвовала бабушка Сакина.