Виктор Эмский - Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину

- Если желаете, могу и сигнал SOS дать... Кстати, Тюхин, вы не задумывались - сколько будет, если от 13-ти отнять 13?.. И правильно! И нечего такими пустяками забивать свою бесценную голову...

И он нажал тангетку, и дал настройку:

- Раз-раз-раз-раз-раз!".. "Первый", "Первый", я - "Четвертый". Как слышите меня? Прием...

- А ведь я, - сглотнул приговоренный, - а ведь я, Зоркий, кажется знаю, кто вы!

- Ах ты, Господи!.. Да неужто все-таки расшифровали?! Ну-ка, ну-ка! Просим!.. А то ведь уже как-то даже и неудобно... "Первый", "Первый", я - "Четвертый". Слышу вас хорошо!.. Хорошо слышу вас!..

- Вы, Ричард Иванович, вы знаете вы кто?! - с трудом выговорил Тюхин, он же - Эмский, он же - Кац-Понтийпилатов, он же - В. Г. Финкельштейн, он же - рядовой Мы... он же бомж на бугорочке, серый в яблоках конь с золотой фиксой, деревянная кукушечка, поливающий марганцовочкой дусик... И Рустем, и Скоча, и Вавик, и Совушка... И все Бесфамильные, Кузявкины, Афедроновы и Щипачевы вместе взятые. И оба сразу брата-близнеца Брюкомойникова. И отдельно висящая на чердаке Идея Марксэновна Шизая. И Ляхина, Иродиада Профкомовна. И возлюбленная Даздраперма. И товарищ С...

И... и едва он, Тюхин, собрался с духом, чтобы... м-ме... чтобы, волнуясь, выпалить самое - для себя и для Ричарда-э-Ивановича - главное, существенное, в смысле дальнейшего, так сказать, существования, только привстал он в лодке, именовавшейся, между прочим, точно так же, как тот незапамятный, увозивший Набокова из России, греческий пароходишко, и, едва не потеряв равновесие, всплеснул, елки зеленые, руками и... сорри, пардон, прошу прощения!.. и тут вдруг, ну прямо, как в наркотическом бреду, прямо по курсу, из-за сумеречно-кровавого горизонта стремительно взлетела металлическая, как доллар, Луна и, остановившись в поднебесье, опрокинулась вдруг на ребро, неожиданно сплюснутая какая-то, сфероидная, и вдруг покачнулась, и низринулась вдруг, трансформаторно гудящая, вся в этаких трехэтажных, подозрительно похожих на бараки Удельнинской, имени Скворцова-Степанова, психушки строениях!..

- Вот! Вот оно! - заморгал глазами Ричард Иванович, в минуту опасности как-то разом вдруг похорошевший и без этой дурацкой своей бороденки, без наркомовских - тьфу, тьфу на них! - усиков, ставший до того похожим на своего теряющего лицо спутника, что если б я не был совершенно непьющей, понимаешь, в данный момент чайкой по всем вам известному, понимаешь, имени, я бы того и гляди подумал, елки зеленые, что примо: у меня попросту двоится в глазах, и секондо (секонд о): что и они ( и они!..) - два прозревших от предвечного ужаса химероида, и они тоже поняли, что это за мандула за такая - чуть ли не в пол-бля-неба, с гордым лозунгом на борту - "Дембиль неизбежен" - что за херомудовина несусветная, мигающая иллюминаторами, совершенно, по тюхинской милости, неуправляемая, а стало быть и неотвратимая, рушится на них... то есть - на нас, описав уму непостижимую - во времени и в гиперпространстве - параболу...

И тут мы, все трое, в едином порыве вскричали, пропадая:

- О, Господи!..

И не было ни прошлого, ни настоящего, ни дна, ни выси небесной, ни жизни, ни смерти, да и нас самих, милые вы мои, дорогие, хорошие, тоже как бы и вовсе на свете не было...

АБЗАЦ ПЕРВЫЙ

роман второй РЯДОВОЙ МЫ

А мимо наши паровозы все мчатся задом-наперед!.. Дрожит щека, катятся слезы, комбат копытом оземь бьет. И ни на миг не умолкая, дудит в картонную трубу Тоска - зеленая такая, в шинелке, со звездой во лбу. В. Т-Э. Шел осел с приклеенными крыльями рядом с другим стариком, один как Беллерофонт, другой как Пегас, оба возбуждая жалость. Апулей "Метаморфозы"

* Глава первая

И еще раз о вреде курения

* Глава вторая

Всевозможные гости, в том числе и Гипсовый

* Глава третья

От рядового М. - сочинителю В. Тюхину-Эмскому

* Глава четвертая

Синклит бессонных "стариков"

* Глава пятая

От рядового М. - рядовому запаса Мы.

* Глава шестая

От рядового М. - члену редколлегии Т., лауреату премий

* Глава седьмая

Некто в полувоенном и прочие

* Глава восьмая

Кто следующий?..

* Глава девятая

От рядового М. - свидетелю и очевидцу В. Т.

* Глава десятая

Началось!..

* Глава одиннадцатая

От рядового М. - незаурядному Тюхину

* Глава двенадцатая

Окончание предшествующего

* Глава тринадцатая

Черт все-таки появляется...

* Глава четырнадцатая

Омшара (поэма)

* Глава пятнадцатая

Подпольный горком действует

* Глава шестнадцатая

Преображение старшины Сундукова

* Глава семнадцатая

И разверзлись хляби небесные...

* Глава восемнадцатая

Древо Спасения, или Беседы при ясной Земле

* Глава девятнадцатая

Предпоследние метаморфозы

* Глава двадцатая

Возвращение на круги своя

Глава первая И еще раз о вреде курения

То ли явь, то ли мерещится: сумерки, туман. Обгорелый, в клочья изодранный, я вишу вниз головой на высоченном дереве. Внизу, в смутном круге фонарного света, задрав головы, стоят двое - замполит батареи старший лейтенант Бдеев и ефрейтор Шпортюк, оба глубоко взволнованные, в красных нарукавных повязках.

- Нечего сказать - ха-арош! - светя мне в лицо фонариком, выговаривает старший лейтенант и глаза у него закачены под лоб, как у обморочного, а молодой лоб изборожден морщинами. - Вы это что же, рядовой М., вы думаете вам и на этот раз все с рук сойдет?! Думаете - сбежали из госпиталя, так вам все и позволено?! Так вы думаете? Р-разгильдяй!.. Где ваша пилотка?.. Где погоны?.. Почему не подшит подворотничок?.. А это что у вас там, борода?! Не-ет вы только полюбуйтесь, Шпортюк, этот висельник уже и бородой успел обзавестись!..

- С-салага! - шипит ефрейтор, маленький, говнистый, брившийся по слухам чуть ли не раз в месяц, да и то насухо. - Да они, гуси, совсем обнаглели, товарищ старший лейтенант! Никакого уважения к старослужащим!..

"Это кто, это ты-то старослужащий?! Ах ты!.." - я пытаюсь изловчиться и плюнуть ему, недомерку, в его лживый, бесстыжий рот, но ветка, на которой я каким-то чудом держусь, трещит. Я замираю.

- Ну нет! - отступив на пару шагов, грозит мне пальцем замполит. - Уж на этот раз вы у меня гауптвахтой не отделаетесь!.. Ишь ведь - повадился! Когда мы его, Шпортюк, в последний раз с крыши снимали? В апреле? В марте?..

- В феврале, товарищ старший лейтенант. Аккурат - 23-го февраля, в день Советской Армии.

- Ха-арош!.. Эй, рядовой М., в последний раз спрашиваю: вы будете слезать или нет?.. Не слышу ответа...

- Может, дерево тряхнуть? - предлагает гад Генка.

- Отставить!..

Дежурный по части старший лейтенант Бдеев посылает ефрейтора Шпортюка за пожарной лестницей. Удаляясь, бухают генкины сапоги. Хлопает дверь КПП. Я осторожно перевожу дух и говорю себе: "Только спокойно, Витюша, без паники..." Хотя какое уж тут к чертовой бабушке спокойствие, когда висишь вниз дурацкой своей башкой аккурат над бетонным паребриком, и ветка потрескивает, и сердце тарахтит, как движок 118-й радиостанции, и ум заходит за разум и, недоумевая, вдруг осекается: "Минуточку-минуточку!.. С крыши-то меня действительно снимали, и действительно - 23-го февраля, только ведь было это, елкин дуб, без малого тридцать два года назад, на заре моей туманной, так сказать, юности, в армии, в незапамятном уже 1963-м году..."