Асар Эппель - Чужой тогда в пейзаже

Все глядели, но, не обнаруживая живого участия, словно бы не глядели, а словно бы потупились, и зрелище, хотя победное, получалось скучное. Разве что некий мальчишка, догрызавший пока что зеленое, потому что с белыми семечками яблоко, уворованное ночью из соседского сада, швырнул его в очередную полуторку и попал в лоб молодому, сидевшему с краю у заднего борта, немцу. Угаданный огрызком пленник второй мировой радостно заулыбался, надо полагать оттого, что и в грузовиках ожидание таким образом разрядилось, хотя остальные г а н с ы на событие никак не отреагировали, а наши стоявшие вдоль дороги жители даже чего-то там забормотали, усмотрев в огрызке все ж таки непорядок и своеволие, но скопления своего, пока долгая автоколонна не закончилась, не прекратили, а наоборот, еще какое-то время постояли и только потом разошлись. А мальчик долго еще, пока совсем не вырос, рассказывал о невероятном попадании в мимоезжего немца.

Третья сходка нашей улицы произошла в какую-то из весен, в позднюю ее пору, во время и во имя многоведерного боя Буяна с Ахметом, но этот случай в литературе описан, так что интересующиеся найдут.

Первая же имела место в незабвенный день пролета д и р и ж а б е л я, когда он задел свисавшей веревкой вон за тот венчик вон на той трубе видите, набок съехало? Автор, правда, был тогда совсем дитя, а может, даже и не родился, так что он это, скорее, довыдумал, иначе говоря, выдумал, хотя, если желаете, может описать в подробностях, воспоминаемых особой слободской памятью, которою, как в лесу белесыми нитями грибницы грибы, сопрягались меж собой одни с другими поколения травяной улицы.

Всеобщее (по счету - четвертое) стояние, наблюдаемое сейчас, случилось вот почему... Но сперва о ценах на автомобили.

После войны промышленность, наделав шуму и газетной радости, наладилась производить "Москвич", "Победу" и "ЗИМ". "Москвич" стоил восемьсот рублей. "Победа" - одну тысячу шестьсот. Сколько стоил "ЗИМ" - не помню. Цены, в общем, были не так чтобы очень, но люди нашей местности, кроме жившего в отдалении молодого мужчины по имени Виктор Тикунов, воспринимали их как непостижимую нескончаемость числа "пи". А Тикунов за тысячу шестьсот "Победу" купил. Но он был диктор, хотя человек молчаливый, верней сказать, тихой повадки, хотя лет десять назад был нормальный разговорчивый школьник, а сейчас сделался вежливый и молчаливый и мы даже не заметили, как он стал выглядеть совсем не нашим. Значит, и тикуновская "Победа" нас не касалась, а воспринималась автомобилем, на каких ездили военные командиры во время недавней войны. Кроме того, Виктор Тикунов жил в Первомайке, поселке стандартных особнячков, дачеподобных и заселенных людьми, сословно нам не близкими. Кем именно, теперь узнать не у кого, но вероятно, технической какой-нибудь интеллигенцией, а возможно, и вышеназванными командирами. И хотя поселок этот продолжал через какие-нибудь пять дворов за булыжным трактом нашу улицу, мы туда заходили редко и почти ничего толком о тамошних не знали. Так что помянутая "Победа" существовала вне нас и нашего к ней любопытства. И Бог с ней. Забудем ее.

А еще вот что. В наших местах, куда чужой человек свернул сейчас с асфальта на земляную дорогу, безучастно заметив при этом: "Опять скучная для ног библейская земля... Нет чтобы каменные плиты - хоть на стыки норовишь не угадать, и шаг от этого разный, и хоть какое разнообразие...", так вот, в наших местах нет-нет и селились пришлые. Они или откупали жилье и разные сарайные постройки, превращаемые затем тоже в жилые помещения, или жилье снимали.

И в том и в том случае жилец ли, купивший ли жилье новый человек навсегда оставались недопостигнутыми пришлецами и, ответно окуклившись, с нами так и не перемешивались, отчего еще больше обитали сами по себе, а значит, вызывали ответное к себе отчуждение, а значит, в ответ держались скрытно, существуя в маете захолустного нашего бытованья втихомолку, а мы, естественно, пребывали настороже.

Вот в одной покупной чердачной комнате и поселилась некая пара. Тихие молодые люди, они ходили, опустив глаза, а нам казалось, что это от стыда, потому что они целыми днями только и делают, что т и л и б о н я т с я. Казалось нам так еще и потому, что на улице они появлялись и уходили с нее всегда вместе, работая где-то, а возможно, обучаясь тоже вместе, чем у нас, то есть ходьбой вдвоем, никто не пользовался. Возможно, однако, что напридумывали мы себе черт знает что потому, что из нашей молодежи пока никто ни с кем не женился и факт совместного проживания молодых - не родственников друг другу - вызывал в нас эти поганые мысли.

Они же, как сказано, глядели долу, а еще у них - у таких молодых! была машина "Москвич". Да ведь они же целыми днями только и знают, что т и л и б о н я т с я - видал, какие у ней круги под глазами?

Вот почему при таком к себе интересе молодая пара наверно и стеснялась поднять глаза. К тому же здорово было видно, что они евреи. Это немаловажно. Свои уже примелькались, а чужие мозолили глаза и не евреям, потому что богатые - комнаты покупают, и евреям, потому что не следует мозолить глаза богатством. А тут еще - с машиной! По тем временам это было так опрометчиво, что сейчас даже приблизительно не объяснишь.

Не помню, какого машина была цвета, как ее заводили, как в нее забирались, но, совсем чуть-чуть пожив среди нас, владельцы влипли в историю, когда, перебираясь с булыжника на булыжник маленькими колесами неказистого "Москвича", выглядывая в его слюдяные оконца, они, подавленные апокалиптической мыслью, как по ухабам и под нехорошими взглядами доедут до дому, уже прямо у поворота на нашу улицу плохо учли намерения кривоборского деда, пересекавшего мощеную дорогу с б и т о н о м кваса.

Приметив набегавшее авто, тот сразу решил, что оно его убьет, и выставил руки отпихнуться, а наши молодые, нет чтобы деда объехать, от недоумения растерялись. Он же, хотя встал стойком не на пути ихнего хода, оказался на него самовытолкнут, ибо, выставляя для обороны от шибая-автомобиля руки, сообщил квасу в б и т о н е боковую силу, каковая и вертанула стариково туловище на ихний путь. Кривобор на всякий случай упал, а "Москвич", подбежав к нему, остановился шиной у дедова уха и заглох.

Если же описывать все точнее, то давно замедленный годами кривоборский старик, увидав на всегда пустынном булыжнике что-то, по его думке, ходко к нему бежавшее и словно бы косолапое, замахнулся на мишку б и т о н о м, но крутанутый центробежными силами кваса упал, а упавши, мгновенно окутал себя, как каракатица чернилами, стариковским зловонием и, хотя с виду был полностью мертвый, на самом деле мертвяком прикинулся, ибо в первую пятилетку, когда стал знать грамоте, навсегда запомнил первое и последнее прочитанное им произведение - весьма вроде бы ценимую Федором Достоевским сказку вроде бы Льва Толстого "Медведь и мужик" (мужик увидал медведя, притворился мертвым и от страха окутался нехорошим духом. Медведь мужика обнюхал и, ошарашенный столь могучим запахом русского человека, задирать его не стал). Обескураженный же автомобиль до деда докатился и теплой шиной у дедова уха остановился.