Виктор Ерофеев - Энциклопедия русской души

-- Что-то у меня все совпало, -- почесал в затылке Серый.

смертный узел

У Серого умерла мать. От нее остался смертный узел.

звукохрясъ

Хрясь! Хрясь! Хуяк! Хрясь!

птичка

Мутным взором Серый посмотрел на птичку.

вина

-- Юрий Петрович! -- старший лейтенант Млечина весело посмотрела на шефа. -- У нас в подразделении думают, что Серый во всем виноват.

провинция

Серый страстно поцеловал Млечину в губы.

передвижник

Серый прибил капотом Юрия Петровича.

любовь серого

Серый накрасил невесте с зубами щеки свеклой.

-- Так будет лучше, -- заметил он.

-- Я -- красивая, -- радостно дыша, сообщила она. -- Меня на Курском вокзале два солдата приняли за проститутку!

-- Ты и так блядь, -- присмотрелся Серый. -- Сведи бородавки с лица.

-- Это родинки, дурачок, -- объяснила невеста с зубами.

Стамбул

Серый угнал самолет в Стамбул.

-- Жарко -- не холодно, -- сказал он невесте на прощание.

зимний дворец

-- Какое прекрасное здание! -- сказала невеста.

-- Петровка, , -- сказал Серый.

-- Давай тут жить, -- сказала невеста. -- Это красивее Зимнего дворца.

яблоки

Серый ел яблоко. Кусал, жевал, проглатывал, снова кусал.

-- Серый, здравствуй! Ты куда?

-- Я всегда на распутье, -- ответил Серый.

пляски

Серый -- веселый. Серый -- смелый. Серый -- страсть убивать.

надоело

Россия меня загрызла вконец. Боже, как надоела! Она срет по ногам. Она срет. Мы срем.

оправдание русского мира

Один из главных парадоксов моей жизни -- отношение к России. Русский до мозга костей, по всем линиям и диагона

лям, я уткнулся в проблему России и не смог для себя ее разрешить. Я никогда не хотел из нее уезжать, хотя ненавидел режим. Я не хотел уезжать, потому что, в отличии от дисси-денствующих друзей, представлял себе Запад. Они бежали из России, как собаки, случайно сорвавшиеся с цепи.

Я не уехал, хотя знание языков, западные связи и внутрисемейные обстоятельства способствовали. Бедные родители, особенно, мама, многие годы вели в семье душеспасительные антиэмигрантские разговоры. Много позже я узнал, что меня собирались выслать по системе Солженицына, но не выслали, не знаю почему. Я бы вполне справился с жизнью на Западе, не смотрел бы на него снизу вверх. Я никогда не примыкал ни к одному идеологическому движению, включая западничество. Западник на Западе -- растворяющийся субъект.

Я остался в России. Надежда -- плохая спутница писателя. Начало реформ было связано с надеждой. На счастье, она была недолговечной. Надежда на то, что в России не исчерпан человеческий потенциал, оказалась слишком прекраснодушной. Россия не принадлежит к культурам, способным к самоопределению. Это исторически нечестная страна. Она покоится на лжи. В России можно прожить только на лжи, включая гуманистическую ложь интеллигенции.

В стране вечной мерзлоты население не справилось с климатом, не нашло существования, которое бы преодолело враждебность природы к человеку. Зима не обыграна в русском сознании как полноценное время года и, несмотря на все зимние праздники, не обжита человечески. А другого времени года у нас нет. Лето кончилось вчера, не начавшись. Колапс жизни в коммунальной квартире -русский не коммунален. Колапс русского коммунизма -- русский не

любит людей. Он -- человек необщинный и, в основе своей, необщительный. Русский не врос в мир, как немец. Он летит, парит над миром. Русский не овладел миром, не справился с ним и провис. Из этого "провис" возникла русская духовность.

Бесценен опыт полного неудачника.

"Зачем?" -- центровое русское слово. Оно тычется в смысл. Без него нет ответа, на него нет ответа, потому что безбытийность -- русское дело.

Все бросить -- и пойти.

Русский -- не путь; он -- дорога.

Русская духовность -- беседа о бренности. Но русский -- вынужденный аскет. Не справившись с миром, он говорит о тщете мира. Он отворачивается от мира, обиженный, и культивирует в себе обиженность, подозрительность к миру как дорогую истину в последней инстанции.

-- Мой грех, -- сказал отец Сергий, вставая со стула. -- Я думал: ты хуже!

-- Прости, святой отец! -- взмолился я. -- Я и в самом деле хуже! Я люблю есть сырые человеческие мозги. Открываю чашку черепа и ем их ложкой. Как икру.

-- Ну, иди, иди с Богом, -- посуровел отец Сергий.

Русский не меньше немца чтит порядок, но немецкий порядок возвышает немца над другими народами, а русский порядок доводит русского до уничтожения. Русский идет по порочному кругу истории, не сознавая, что это круг и что он порочен.

Русский -- радикально неисторичен, и в этом -- его самобытность. Он все время сбивается и, начав об одном, говорит о другом, не держит мысль. Видимо, он боится мысли. Не справившись с миром, он гадит в мире. Он антиэкологичен. Мир превращается в помойку и если бы не власть, рус

ский бы уже давно утонул в отходах. Он -- механический богоносец.

Закон приходит в противоречие с самыми кровными интересами русского, противоречит идее выживания: от нищенского "не помереть с голоду" до общемещанского "свести концы с концами". Нет сил, времени оглянуться вокруг. Отсюда -- наплевательское отношение к планетарным и районным делам. Русский затравлен, замучен, задрочен. То скаля пасть, то виляя хвостом, он ждет для себя оправдания.

во власти серого

У русских яркие свистульки. Все вокруг -- кудрявое, в завитушках. Серый объявил поголовную амнистию. Пришел к власти и всех выпустил из тюрьмы. Но потом передумал и всех посадил снова в тюрьму.

-- Так надо, -- сказал он. -- Так проще править.

-- Павловская слобода, -- ответил я. -- Уйдем с головой в любовь?

-- Не помешает, -- согласился Серый.

дней россии

-- Давай отвяжемся, -- сказал Серый, беря в руки "Калашников".

-- Ну, давай.

-- Люблю убивать, -- признался Серый. -- Люблю, когда они боятся умирать, трепещут, на все согласные, ноги лижут, писаются, как щенки, раком становятся. А ты делаешь вид, что вроде уговорили, не буду стрелять, а потом стреляешь им прямо в лицо. Мозги летят, как брызги шампанского.

А девчонок насиловать? Дрожат, за писечку держатся. Руки по швам, бляди! Жопу врозь, говнюки! Мальчишки мои! Не знаю, мне нравится. Я молча вздохнул.

-- Люблю бить ногами, -- продолжал Серый, -- давай будем жить, как положено. Возведем детские сады, вскопаем огороды, взопрем, пророем туннели, как какие-нибудь итальянцы, соорудим кольцевую дорогу. -- Серый снял кепку, утерся, высморкался. -- Но смешнее всего, конечно, сбивать пассажирские самолеты. Они летят себе ночью, завернувшись в пледы, с апельсиновым соком в руках, стюардессы ходят туда-сюда, ни о чем не подозревая. А ты -- хуяк! И они падают вниз без парашютов. От удара с них облетают одежды. Как с клена. И они падают, голые, в море. А еще! Будь я главарем военной хунты, ну, например, аргентинцем с усами и саблей, я бы выкидывал врагов-депутатов с вертолета. Чап-чап-чап, летит вертолет. А я выкидываю врагов-депутатов. Одного за другим. Над океаном. Без парашютов. Не хотел бы оказаться в их положении.