Борис Евсеев - Отреченные гимны

- Тсс... тише ты... на балконе подслушивателей нет, и экран здесь, но... - Ушатый снова стал всматриваться через пыльноватые стекла лоджии в улицу. Терла боковинку его глазного яблока, как ресница, терла и не давала покоя скромненько воткнувшаяся метрах в двухстах от дома в рядок припаркованных машин серая "Волга". Стояла она скромненькая, в меру пошарпанная, стараясь не вылезать, не выделяться.

"Далеко стали, подлецы, далеко! Хотя они и на двести метров теперь запросто все прослушивают. Может и экран пробивают? Скорей!"

- Долгатов сказал: отдаем вас обратно.

- Так я и думал. Говори шепотом. Ты ни в какую, конечно?

- Наоборот, сделал вид, что согласился... Этот "ёханый насос" обрадовался, хватку ослабил, чуть не прыгал, дал время.

- Молодец, несколько дней, а может, и недельку-другую ты выиграл! Теперь основное. Не смогут они без специнформации найти ключ к теоретическим посылкам "материи д.". Даже Дурнев, если сломают его, много им не поможет. Там на пленках ликарионовские, никем и никогда не слышанные идеи. Там архив Барченко! Не его собственный, а никому не известный, им собранный! Идеи эти - годового бюджета страны стоят! Там такое сплетение божественного и науки, - волосы дыбом становятся! Ну и, кроме всего, там результаты наших шестилетних замеров, проб. Все это заложено в банке данных, за тем и приходили "аггелы" заморские. Но там голыми руками взять ничего нельзя! Однако они у себя в центрах научных на компьютерах полгода все с пленок считанное погоняют и ключ к записям, конечно, найдут. Для этого у них все возможности есть. У них вообще все есть. А вот идей стоящих, Вася, у них нет! Прорывов настоящих - кот наплакал. Фантазии - ни на грош! Потому-то сведения об особенностях души и ее "материи" им ох как сгодились бы! Но я ведь знаю: они до сих пор в материю эту не верят! И, может, все их наскоки на фирму для того только, чтобы отсутствие "материи д." доказать! Ну там аннигиляция, фокальные точки, "неистовая Вселенная", антивещество, ну инопланетяне - любимая их темка, ну пси-лучи. Ну пусть даже время-энергия Козырева, который, в свою очередь, на идею пространства Минковского ссылается и который нас вмиг за пределы мира относительности, что очертил Энштейн, - уносит! Но чтоб душа? Чтобы материя ее несказанная, многоуровневая, иная? Этого они, по природе ума своего, допустить не могут! Еще Декарт отучил! У них ведь как? Душа, дух - это одно, нечто запредельное, к чему и стремиться не надо! А материя - это другое: телки, недвижимость, бабки! У нас в православии и у всех тех, кто прямо или косвенно в его ареале вращается, - не так. Но об этом потом, позже... Так вот: многое бы я им отдал. И оружие кой-какое, и самолеты-вертолеты наши новенькие. Нате! Ужритесь, пока мы в блевотине ползаем! Но "материю д." я им не отдам, Вася! Они из нее быстро петлю на шейку-то нашу сплетут! Теперь конкретно: у нас разработан способ...

Далеко, словно в толщах жизни иной, сквозь десятки пышных, жарких перин-подушек, наваленных кем-то на кубы и цилиндры пространства, пропел звонок.

- Так! Это уже, наверное, - наша "контора"! - Ушатый заторопился. Слушай! Все архипросто! Описание перевода данных в матрицы клеточек мозга на первый взгляд беспредметное. Ежели не знать, к чему приложить его, мало кто разберется. Найдешь это описание в комнате восемнадцатой в ящике стола, папка тоже No 18, ящик закрытый, - ломай. Информацию перекачаешь в себя, - Дурнев, Помилуйко, Каркавцев по бумажке сделают запросто. Будешь носить информацию в себе, в подсознании, по той же технологии ее из тебя изымут, когда минута подойдет! Сам выучи только порядок съема и дай выучить еще кому-то, вот кому - не знаю... Иванну впутывать жаль! Есть один человек, да не здесь он. Вот что! - Ушатый, торопясь, вынул записную книжку, вырвал из нее лист с фамилией и адресом, записанным карандашом. Есть еще человек, он в курсе наших дел, его попросишь. Листок уничтожь...

Звонок, обернутый ватой и шерстью опутанный, повторился.

- Пока наша "контора" меня крутить да расспрашивать будет, ты времени зря не теряй, делай что сможешь. Вершки спрячь: ну там кассету "расстрельную", то, другое... Есть еще верные люди. У Каркавцева спросишь!

Дверь балкона скрипнула, на пороге встала Иванна.

- Чудо, чудо как хороша! Умер бы я, будь моложе! Так возле тебя, Ванечка, и умер бы! В ногах твоих...

- Там пришли, Александр Мефодьевич...

На балкон, отстраняя Иванну, уже стремился кто-то поджарый, брюнетистый, с носом шмыгающим, с мелкими двумя дробинками зрачков.

- Федеральная служба безопасности. Вы задерживаетесь до выяснения...

- Кто это задерживается, все, что ли? - каким-то грубым бомжихиным голосом перебила поджарого Иванна.

- Зачем все? - показал в улыбке редкие зубы поджарый. - Вы, гражданка, пока свободны. Вы - тоже, - с какой-то едва скрываемой ненавистью, но и с видимым пренебрежением, переадресовался он к Нелепину.

- Ордерок есть? - гаркнул Ушатый. - И документики па-апрашу поближе!

- Есть, есть... Все есть и все будет! И задерживаем вас ненадолго, так, недоразумение! В связи со взрывом на фирме "АБЦ-Холзан". Кое-что в вашем поведении нам, честно говоря, неясно...

- Чего они, Вася? Позвони Долгатову. Звони же! Скорей! - зашипела Иванна в ухо Нелепину, как только поджарый с Ушатым прошли вглубь квартиры.

Он и вправду позвонил, хоть и чувствовал: все решено тем же Долгатовым и его приближенными, решено давно, бесповоротно.

- Отпустят, отпустят вашего Ушатого. Так, неувязочка, - бодро и артистически хрипло басил в трубку Долгатов. - Ребята из ФСБ, ёханый насос, рвут и мечут! И понять их можно: налетчик сквозь стену прошел ведь! Ну, подержат, ну, и выпустят завтра-послезавтра, - они мне уже звонили... А я им напомню, конечно.

Ушатый, поджидаемый в прихожей двумя фээсбэшниками, вернулся в своем привычном пупырчатом пиджаке, со значением глянул на Нелепина, потом увесисто ему кивнул, вдруг весело рассмеялся, легко подскочил к стоящей чуть поодаль Иванне, облапил ее, чмокнул в щеку.

- Ванька, смотри у меня! Не балуй! Ну пошли, орлы! - внезапно помрачнев, кивнул он поджарому. Что-то в лице поджарого не давало генералу покоя. Он успокаивал и отвлекал себя одеванием, чмоканьем, но это "что-то", упрятанное в смугловатом подвижном лице, в легоньких морщинках, в пляшущих от еле заметного напряжения родинках, теребило и встряхивало генерала, словно говоря ему: "Гляди, смотри!"

Ушатого, еле втиснутого в "Волгу" и сопровождаемого тремя фээсбэшниками, - рядом с водителем сел поджарый, на заднем сидении влипали в бока два неулыбчивых, почти бездвижных амбала, - везли в ФСБ. Поджарый говорил и говорил. Он просто строчил без умолку, сначала что-то объясняя Ушатому, потом - водителю. Генерал поджарого не слушал. Еще одна и опять плохо улавливаемая мысль стала точить его. Мысль тревожила, не позволяла распустить мышцы, расслабиться. А расслабиться сейчас было просто необходимо, уж это-то Ушатый, как опытный боец, знал хорошо.