Борис Фальков - Горацио (Письма О Д Исаева)

Важнейшим делом перестройки будущего, таким образом, становятся вовсе не выкрики и суетливые движения каждого её участника, а неукоснительное исполнение записанного в хронику историей всего народа. Ибо и хроника, и народы тяготеют к порядку и беспорядку в равной мере. Так же важно, что автора хроники, имеющего сходное с народом мнение о справедливости, ждёт справедливая смерть в конце рукописи и жизни. Но почему - справедливая, ведь сам он никого не убивал, пусть и по нерешительности!.. Он не покушался на ничьи души, пусть и по неверию в их существование... Не крал, пусть и по неумению воровать... А вот почему: автор всё же где-то родился и даже жил, и потому его смерть представляется справедливой, хотя это и не была счастливая жизнь. Там, где автор родился, он искал сочувствия и любви, и не получил их. Не получил он их и там, где не рождался. А ведь он искал всего этого...

Теперь, после выхода хроники на русском языке и, стало быть, нарушения молчания, можно предсказать, что автор, наконец, своё получит. Собственно, это уже предсказано в его хронике. В ответ на его искания, часто - жалкие, ибо он иногда о сочувствии просит, Реверс получит обвинения в едва прикрытом цинизме. А то, чем он просит - сердце, назовут холодным, ледяным, каменным, а то и вовсе отсутствующим. И в дополнение обвинят его в изготовлении порнографии, а затем и в самом ужасном: в уме. В его чрезмерности. В его наличии. И обвинят все: рабочие, крестьяне, интеллигенты, русские, немцы, американцы, евреи, художники и учёные. Обвинив же, они постараются, чтобы он прекратил. И будут опять правы.

А он - не прав, ибо не может прекратить, ведь он пока ещё продолжает жить. А жить для него - это искать слова для хроник, и иногда высказывать мнения. Последнее, впрочем, всё быстрее приближается к тому, что мнений он вовсе иметь не будет. Но именно отсутствие у него мнений, скорее даже, чем сами мнения, усилит обвинения в безжизненности, жестокости к людям, обвинения в уме и всех других преднамеренных действиях во зло. И приведёт к требованиям наказать его, к приговору. Скорее всего, к смертному.

Что же делать ему, автору хроники, если, оканчивая её, он, в сущности, сам предаёт себя смерти? Предаёт, не получая взамен от свидетелей его смерти ни слезинки сочувствия, этого тщетно искомого им утешения? А прекратить писать до того, как наступит конец, это уже установлено, он не может? Внезапно осознав смысл этих роковых вопросов, хронист прибегает к единственному возможному ответу: он решает писать хронику бесконечно. То есть, называет её романом "Тристан, или Гамлет в Британии" и придаёт ей, и её двойнику - истории, форму и содержание "белого бычка". Удалось ли это, то и другое, их автору - теперь предстоит решать читателю.

Небольшое примечание... Рыская по закоулкам хроник, предлагаемых его конкурентами, Реверс часто наталкивается на вещи, оставленные ими в пренебрежении. Идущие генеральными путями искусств так поступают часто. Например, Шекспир выбрасывает Гамлета, как ненужный балласт, как абсолютно лишний для автора предмет, с идущего в Англию корабля. И Гамлет в Британию так и не попадает. Закоулок другой хроники свидетельствует: Гамлет прожил в Британии около года. Такие исторические аппендиксы распахнуты лишь для того, кто любит в них блуждать на четвереньках, в потёмках, иногда - в миазмах, но рискуя и радуясь. То есть, для народных целителей. А решительные генеральные хирурги из роскошных клиник такие аппендиксы, не колеблясь, отрезают. Чик - и всё.

А зря. В них и живёт богиня-банальность. Банальнее которой лишь сам Бог.

Переводчик.

***

Дорогой Фёдор Васильевич! Надеюсь, теперь я полностью удовлетворил Вас. И дело двинется. Напишите, есть ли у Вас претензии к послесловию, если угодно предисловию. Но я бы, будь на то моя полная воля, оставил всё, как вышло, а открыл бы роман предисловием авторским, кратким и смахивающим на эпиграф. Которое и привожу полностью:

"Саксон Грамматик в своей хронике утверждает, что высланный в Британию Гамлет добрался до неё и провёл там около года. Использовавший этот сюжет Шекспир удалил из него британскую страницу, и из жизни датского принца увлекательнейший эпизод. Драматург попросту выкинул Гамлета с корабля, идущего в Англию. И он прав, эта страница не для драмы, а для романа с комментариями, наилучшим образом возвращающими нас к чистому источнику всех повествований: к Событию, чьё бессмертное бытие немыслимо без хрониста и его хроники."

Что касается обострившейся теперь угрозы самоокупаемости деятельности Вашего издательства, то и эта книга, и другие, подобные ей, - вот ключ к решению этой проблемы, я уверен. Вы будете их распродавать скорее, чем печатать.

Всегда Ваш: О. Исаев.

12 августа Здоймы.

5. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.

Здравствуй, друг!

Врут людишки: писать, оказывается, очень легко. Судя по твоим писулям. Но что ж ты в них такое придумываешь? Скажу тебе - вот так сдрасссьте! Сто раз тебе объяснялось, что всё, что я чирикаю из Закордобья, нельзя принимать всерьёз. Вся эта чушь предназначена не тебе, а третьим лицам, в чьи обязанности входит следить за моей нравственностью. И за тем, чтобы я свою нравственность не навязывал другим. В том числе и тебе. И вот, когда третьи лица читают гадости, написанные мною, они понимают: этот Исаев - понятный, свой, благонадёжный парень. С вывихами, конечно. Но кто из нас их не имеет? Бросим-ка эту тему, мой друг. Ведь может статься, что и на внутреннюю нашу эпистолу смотрят не менее серьёзно, чем на внешнюю.

Ты обмолвился, что боишься, как бы я в какую-нибудь свою поездку не подмыл на запад. Мол, боишься остаться совсем один. Да в своём ли ты уме, милый? С чего бы это я подмывал?.. Да и другие, которые из заграниц и без того не вылезают - с чего бы? Подмыть-то просто, а как назад? В этом корень: всяк бы подмыл, но хочется ведь оставить при себе возможность возвращаться, и не один раз. Да и эмигрантам нашим того же хочется. Сладость жизни в том и заключена, чтоб вернуться на Крещатик или Невский в итальянском костюмчике, подцепить парочку курв, да прокатить их на "Мерседесе" перед окнами своей прежней коммуналки, чтобы бывшие соседи видели... А без этого - что за заграница? Тьфу. Поэтому мой вариант, туда-сюда, куда лучше. Я думаю, если бы объявили поездки в рай, но безвозвратные, то нашлось бы немного охотников. И эти немногие - всё тот же контингент: мошенники, беспредельно отчаянные и евреи. Ты говоришь - у нас общество паралитиков... Возможность вернуться, точнее многократно возвращаться! Дай её обществу - и увидишь: куда только девался его паралич. Паралитик задрожит, вскочит с постели и забегает туда-сюда.

Но бежать в одну сторону! Это, милый, глупость. От себя - куда ж убежишь? Бежать надо не от себя, а в себя. В Здоймы, значит. Да и вообще, убежать от себя - то есть, себя потерять - это ведь потерять свою оригинальную жизнь, умереть моему Я, а я умирать не желаю. Я ломаю голову над совсем другим: как бы мне бессмертие выхлопотать. И главное: а сколько там, так сказать - по ту сторону канала, стоит дом, ты знаешь? Разве я смогу там купить себе такую усадьбу, как тут, в Полтавской губернии?