Борис Фальков - Ёлка для Ба

- Конечно, - согласился отец. - В нём есть своя прелесть, но есть также и неудобства.

- Этим неудобствам есть точное определение, - возразила мать. Самодурство.

- Это ты уж слишком, - не согласился отец. - Твоми устами глаголет не истина, а примитивная неприязнь к снохе.

- Атавизм, - подквакнул Ю, - анахронизм.

- Моя неприязнь порождена её неприязнью ко мне, - сказала мать. - Я ведь помню, как меня принимали, когда я тут появилась впервые. Неприязнь была уже заранее, заранее не нравилась пятая графа моей анкеты. Не улучшило дела даже то, что чужая графа привезла ей в подарок родного внука.

- Что ж, графа, - заметил отец, - не графиня же.

Мать засопела.

- Да, тут ты не права, - возразила Изабелла, - в конце концов и у меня пятая графа выглядит иначе. Ну, и что?

- Пустое возражение, - заявила мать. - Твоя графа намного ближе ей, чем моя, это известно всем. Особенно графа твоей Жанночки-птички-певчей. Но ты лично тоже в этом доме на птичьих правах, что правда, то правда.

- Неправда, - обиделся Ю. - Нас воспитывали в духе интернационализма, мы слыхом не слыхали о каких-то графах. И попробуй-ка кто-нибудь из нас скажи, например: тот армянин, который... Или: тот грузин, который...

- ... грузинский еврей, - добавила мать. - Тоже пустое возражение.

- Скажи-ка это при Ди, - сказал Ю, - и увидишь, что будет.

- Это будет? - спросил я и сжал его руку повыше локтя. Он и не заметил этого мушиного щекотания.

- Ничего не будет, - подхватила мать. - Не те времена. И вы сами знаете это: правду. Потому ваши возражения пусты, и вы вовсе не возражаете - мямлите пустые формулы, как заклинания. По любому случаю. А между тем мы начали разговор совсем о другом, как бы изменить - не разрушить! - порядок в доме, чтобы и другим в нём полагались какие-нибудь минимальные удобства.

- Но разве ты не переезжаешь на новую квартиру? - ревниво глянула на неё Изабелла, и после на Ю - уничтожающе.

- А ты, дорогая, - выразительно произнесла мать, - собираешься тут бабушкой стать, не рожая детей? Учти, тебя тут ещё назовут Басей, чтоб преемственность не пострадала.

- Ба, - поправил Ю. - Но я понял: ты, дорогая, заботишься вовсе не о себе, а о нас.

- Это не так важно, как то, что я давно хочу жрать, - сказал отец. - С этим действительно нужно что-то делать. Все мы работаем, и зависим от своего рабочего времени. Но менять весь порядок! Нет, это означало бы подкосить Ба под коленки.

- Она сама меняет порядок, если это нужно ей, - съязвила мать. - Разве нам не подкашивают этим коленки? У меня впечатление, что мы все давно стоим именно на них, включая Валю. Не зря она бунтует.

- Что ты имеешь в виду? - спросил отец. - Не понимаю.

- Что с некоторых пор Ба сама ходит на базар.

- Это сказала Валя, - пожал плечами Ю. - Нашла, на кого ссылаться. Она одержима своими духами.

- Почему же нет? - спросила мать. - Валя лицо, в этом случае, заинтересованное... в правде. Я бы её, кстати, прямо сейчас, по горячему следу и допросила до конца.

- Её, к счастью, нет, - напомнил Ю. - Она тоже в этом... тиянтире, поглощает духовную пищу.

- Похвальное единодушие, - одобрила мать. - Я утверждаю, что Валя говорит правду. Выдумывать такое у неё нет причин, и нет воображения. А сказать такую правду - есть: обыкновенная человеческая обида, что ей не доверяют. Давайте рассуждать как материалисты, без ссылок на духов, пусть они и близкие родственники...

- Давай, - согласился отец, - но давай это делать во всём. Скажи, ты в случае с духом Шереметьевой поступаешь как материалистка?

- Более чем, - заявила мать. - А она поступила с нами ещё более чем, а именно как вульгарная материалистка. Вульгарней не бывает: просто панельная.

- Слово "вульгарный" присоединяется к материализму не в этом смысле, заметил Ю.

- Не знаю, не знаю, - откликнулась мать. - Во всяком случае, я присоединяю его в этом.

- Вот видишь, в этом случае ты не материалистка, а мистик, - сказал отец.

- Поповщина, - определил Ю.

- Не мешай, - отмахнулся отец. - Мистицизм у тебя от твоей бабки-староверки, жизнь на тебя оказала куда меньшее влияние, чем она. На тебя, милая моя, не повлияло даже то, что случилось с Шереметьевой. Для тебя она по-прежнему какой-то злобный дух, а не такая же материальная женщина, как ты.

- Такая же! - возмущённо вскричала мать.

- А что с нею случилось? - охотно спросила Изабелла.

- Она пыталась отравиться, - сообщила мать ещё охотней. - И этот её поступок тоже не имел успеха, как и прочие домогательства. Она травилась в гараже своего любовника, выхлопными газами. Скажите, это что - теперь модно?

- Любовник или газы? - спросила Изабелла.

- И то, и другое, - ответила мать.

- Если это модно, - заговорил Ю, - то лучшего свидетельства возрастания уровня жизни в недавно ещё разрушенной войной стране не найти. Многим становится доступно иметь машину. Муж вашей графини, Шереметьев, кстати, может оказаться не потомком графа, а потомком его дворового. Помните? Вот бегает дворовый мальчик... себя в коня преобразив. Это значит, что при паспортизации дворовые часто наследовали фамилии господ, на что указывает типичная ошибка: господа были без мягкого знака, просто Шереметевы. И это тоже свидетельствует о возрастании уровня. Так что, я бы тоже купил машину.

- Замечательная логика, - сказал отец. - Ну, и купи... дворовой.

- Дворовый, - поправил я. - Это если про дом, тогда - домовой.

- Купи! - воскликнула Изабелла. - Он купит, и станет в ней ночевать, это и будет его дом! И меня заставит в нём жить. И тогда квартиры нам не видать.

- А я и в самом деле собираюсь приобрести машину, - заявил отец. - Уже даже нашёл мастера, который переделает мне её на ручное управление.

- "Победу"? - ревниво спросил Ю.

- С ума сошёл, откуда у меня такие деньги? "Москвич", конечно.

- А я бы... - мечтательно сказал Ю, - не купил, а взял напрокат. Зачем мне машина круглый год? Зато летом...

- Интересно, где ты собираешься взять её напрокат, - поинтересовался отец. - В Париже?

- Мне говорили, у нас скоро тоже такое будет, - сообщил Ю.

- И это они обвиняют меня в мистике! - воскликнула мать. - У нас же была совсем другая тема!

- Шереметьева, - напомнил отец, какая именно. - Да, ведь этой женщины по существу нет в реальном мире, чёрт знает, в каком она, но точно - не в нашем. В каких она живёт городах, странах... Может, уже в том самом Париже, а ты про неё, как про соседку.

- Ревность, - определил Ю. - Типичный случай, неоднократно описанный в литературе: борьба ревнивой памяти и реальности. Память исторгает из себя тоже реальность, но это реальность потусторонних миров.

- Дубровский, - с презрением сказала мать, - из потусторонних миров известия сюда не доходят, как бы это ни было желательно. Возьми хоть своего дядю Борю. А о Шереметьевой постоянно доходят, как бы это было нежелательно.