Борис Фальков - Ёлка для Ба

- А ты взрослеешь! - засмеялась она, и я немедленно принял барственную позу, то есть, часто употребляемую Ба: полоборота к собеседнику.

Но Жанна тут же всё испортила:

- Сразу видно, готовишься идти в школу.

- Тьфу ты! - залился я краской и побежал по треку, уже довольно ловко переставляя свой костыль. Я опирался на него уже не при каждом шаге, а через три-четыре.

- Что скажешь о его изобретении? - спросила Жанна.

Наблюдавший за работой Брата Назарий только отмахнулся.

- У него есть упорство, и фантазия, - похвалила тогда она сама. - Сразу видно, чей он сын и внук.

- Интересно, знает ли про его изобретение отец, - пробурчал Назарий.

- Он отрабатывает трюк, - успокоила его Жанна, - который ты ему показал.

- А ты отрабатываешь другой, - возразил он. - Я тебе его не показывал.

- У меня интуиция, - засмеялась она. - Я угадываю, что нужно, без подсказки.

- Что не нужно, - сказал он. - Это ты можешь. Тебе следует стоять смирно и улыбаться, и всё. А ты всё время вертишься.

- Я поворачиваю голову за тобой, - возразила она.

- А должна смотреть на публику! И когда номер кончен, к чёрту твою улыбку, а ты продолжаешь хихикать. Получается, твоя улыбка имеет совершенно другое значение, ехидное.

- Улыбка-кулибка, - подхватил я.

- Лыбиться зря ни к чему, - продолжал заводиться Назарий, пробуя носком туфли рычаг стартёра, - стошнить может.

- Меня тошнит от газа, - весело заявила Жанна. - А ты пустился в философию, значит, и тебя тоже может стошнить. Вот что никому не понравится, а не моя улыбка.

- Меня может от вас стошнить, - Назарий, наконец, повернулся к Жанне. Моя философия не в том, чтобы вам всем нравиться. А чтобы публика платила.

- Если ты нравишься только себе, тебе никто не заплатит, - Жанна хлопнула ладошками, будто зааплодировала. - А другие ребята нравятся друг другу, а потому и публике.

- Мне платят больше, - возразил Назарий, - и ты это знаешь. А твои ребята просто ненормальные, как и ты. Как и эти...

Он проделал рукой движение, будто сгрёб в одну кучу всех: Жанну, Ибрагима и меня.

- И вообще, я делаю дело, а они? Шиколат, и всё. Не постарайся родители сделать их такими, с голоду бы подохли.

- А они всем нравятся, их любят, - упрямо повторила Жанна. - А тебя никто не любит. Кроме меня.

- Любовь не в том, что долдонят без конца это слово, - явно разозлился Назарий. - А в том, что... Ну вот, когда человек ночью приезжает из какого-нибудь Чулимска, голодный, уставший...

- Истаскавшийся, - добавила Жанна.

- Да, натаскавшийся до упора! - повысил голос Назарий. - То его встречают не разговорами про любовь, а горячим ужином. А то ведь выясняется, что в доме шаром покати, а слов-то, поцелуев-то полные штаны.

- У меня тогда не было ни копейки, - возразила Жанна. - Ты сам мне не оставил денег. Но ладно, к чему всё это, только... Почему я не Изабелла? Вот было бы славно, всех-то забот: обезьяньи почки. И в награду Ю.

- Ты не твоя Изабелла, потому что я не твой Ю. А если твой Ю думает, что обучения с тобой в одном классе достаточно, чтобы...

- Ревность, Алеко, ревность, - пропела Жанна. - Не ищи предлогов там, где их не может быть: Ю совсем не думает обо мне, правда?

- Он думает только о Пушкине, а о чём думаешь ты? - так ответил я и побежал себе дальше.

- О! - воскликнула она, взмахнув полой своего сари, как матадор плащом. О том, о чём долдоню: всё о любви. Я ни о чём другом думать не могу, для этого, видно, и рождена.

- Для пуза, значит, - неестественно рассмеялся Назарий.

- Да, я хочу ребёнка, - сказала она. - Потому я не Изабелла.

Я прервал свою пробежку и затих, чтобы не пропустить ни слова. А так как от них слова не последовало, я запустил его сам:

- Изабелле и Ю не нужен свой ребёнок. У них есть я. Мы даже спим в одной комнате.

- А, вот почему у них нет детей, - искривил губы Назарий. - Но что значит - хочу? После того, что случилось, ты всё-таки хочешь?

- Ну, я ведь другое дело, - улыбнулась Жанна. - Разве не ты сам говорил, что я совсем другая?

- Но я-то тот же! - закричал он.

- Ты тоже можешь измениться, - сказала она.

- Я могу измениться, твоя мать могла измениться, Аська вообще должна была измениться... Сплошные возможности, и никаких фактов! Ты просто не желаешь глядеть в глаза единственному факту. Ты споришь с фактами.

- Ну да, единственный факт - это ты, - чуточку поклонилась она, чтобы не глядеть, возможно, ему в глаза.

Я стоял совсем недалеко от них, опираясь на костыль. Ибрагим молча делал своё дело. Наверное, он-то знал и понимал всё. Только у него никто ни о чём не спрашивал, кроме меня, а я не умел формулировать нужные вопросы. Но и на сформулированные Ибрагим ведь не был обязан отвечать. Да и понимал ли он как следует по-русски? Такие мысли беспорядочно вертелись у меня в голове, пока не явилась заключительная: а причём тут Ася?

- Только спорить тут уже не о чем, - сказала Жанна серьёзно. - Поздно, есть уже и другие факты.

- Что значит - поздно, какие другие? - Назарий несколько презрительно заглянул ей в полуоткрытый рот, ещё наполненный мясистой плотью последнего слова. Потом вдруг вздрогнул и оглядел её с головы до ног. - Постой... так вот что оно значит! Значит, эта твоя хламида... Ч-чёрт, а я-то думал: выдрючивается барышня!

- Ага, и другие так думают, - снова рассмеялась Жанна. - На то и рассчитано.

- Ничего у тебя не выйдет, - выпалил мотобой. - И не рассчитывай.

- Всё выйдет, - уверенно сказала она. - Я верю, то была случайность, вернее - несчастный случай.

- Снова интуиция? А... просто дурь, - быстро заговорил он. - Вот тебе факты. Сто врачей, и все в один голос говорят, что всё не случайно, а закономерно. Во-первых, наследственность. Во-вторых - не нужно было столько раз падать, и столько пить, вот что они говорят. Может, я и изменился, как ты говоришь, у меня наросли новые кости и нервы, может, мне вместо них здоровые... протезы повставляли. Но как изменить папу с мамой, или дедушку с бабушкой? На их место протеза не вставишь.

- А мне не страшно, - спокойно сказала Жанна. - Как Аська поступать не стану. И скрывать перестану, меня мать поймёт, и другие тоже.

- Этот тоже будет уродом, - Назарий сдерживался огромным волевым усилием, это было видно. - Риск совершенно неоправдан. Пока не поздно...

- Риск я беру на себя, - ещё спокойней сказала Жанна. - Я знала, на что шла. Мне Аська рассказывала всё. Я с открытыми глазами приняла тебя... из её рук. Но только я - не Аська, я просить тебя ни о чём не стану, ходить с тобой в бочку ночью не буду, а одна уж - тем более. Как будет, так и будет. Риск? Что ж, рискну.

Тут её взгляд наткнулся на меня, точнее - на мои уши, и она сразу же улыбнулась мне, и помахала рукой. Несомненно, она решила, что смысл их разговора мне недоступен.

- Да и поздно рассуждать, ты опоздал со своими страхами.

- Ты нарочно выжидала, чтобы стало поздно! - закричал мотобой.